– Ты не диабетик?
– Нет.
– Положи хлеб на место. Ничего не ешь. Пей только воду. Я научу тебя, как выбраться отсюда.
* * *
В одиннадцать часов утра Халид пустил к раненым врачей. Рану Данилы Барова обрабатывал один из лучших хирургов города, Александр Ратковский.
Диагноз его оказался неожиданно утешительным: пуля не задела ни один из важных органов, непрестанная же боль, которую мог снять только сильный анестетик, происходила от раздробленного пулей ребра. Когда Ратковский разматывал бинт, он увидел между стручками засохшей крови крошечную записку.
– Так болит? – спросил Ратковский, наклоняяся к раненому.
После того как записка перекочевала в ладонь Ратковского, хирург сам наложил бинты и повернулся к окружавшим его боевикам:
– Этому человеку необходима операция, иначе осколки ребра могут проткнуть легкое. И эту операцию можно сделать только в стационаре.
Висхан, безучастно скорчившийся на стуле, легко встал и подошел к распростертому на столе пленнику. На его смуглом лице ничего нельзя было прочесть. Из-под зеленой повязки торчали сломанные уши борца.
– Правда? – сказал Висхан.
Удар, нанесенный им раненому, был такой силы, что Баров слетел со стола на пол. Данила оглох от собственного вопля, и тут же его ударили снова – прикладом прямо по ране.
– Что он тебе передал? – спросил Висхан, повернувшись к Ратковскому.
Хирург смотрел на чеченца округлившимися от ужаса глазами. Двое боевиков на всякий случай схватили его под локти. Хирург молчал.
Висхан пожал плечами и упер автомат в затылок раненого.
– Что он тебе передал?
Один из чеченцев протянул Висхану записку, нащупанную им в складках рукава.
– Ты еще не понял, кто здесь хозяин? – спросил Висхан лежащего перед ним человека.
– Я здесь хозяин, – прошептал Баров, приподнимая голову. – Это мой завод.
Армейский ботинок поддел его под подбородок. По крайней мере на этот раз его били не по ране. Дверь распахнулась, и на пороге комнаты появился Халид. Несколько секунд он и Висхан глядели друг другу в глаза. Потом Висхан передал командиру записку. Тот растер ее между пальцами, как надоевшего комара, и отдал негромкое приказание: Барова подняли и поволокли за Халидом.
Ратковский некоторое время стоял, совершенно ошеломленный. Руки старого хирурга дрожали. Он невольно перекрестился и, подняв глаза, встретился взглядом с одним из немногих чеченцев, бывших без маски.
– Что же вы наделали, Руслан Александрович! – негромко сказал хирург.
– Моего отца звали Абусалим, – ответил Руслан.
* * *
В бывшем кабинете Сурикова пахло оружием и потом. Российский флаг валялся у дверей вместо тряпки. В углу телевизор рассуждал о нормализации обстановки в Кесареве.
– Тебя не следовало помещать с остальными, – сказал Халид, – Ты слишком хорошо знаешь одиннадцатую заповедь.
– Какую?
– Не бойся.
Баров помолчал. Он полулежал на диване, и Халид улыбался напротив него – через стеклянный столик, с которого забыли смахнуть глянцевый журнал. На обложке журнала Баров заметил белую с серым яхту. Пять палуб, два двигателя, четыре тысячи лошадиных сил, по два джакузи в каютах и экипаж вышколенный, как евнухи в серале. Яхта была похожа на его собственную. Казалось, что его яхта осталась не в прошлом дне, а в прошлом тысячелетии.
– Сколько они заплатили за то, чтобы ты вступил с ними в переговоры? – спросил Баров.
– Это не твое дело.
– Пять или семь?
– Допустим, пять.
– А сколько заплатили за мою дочь?
– Уже не помню. Разве ты помнишь, почем в прошлом году была черешня на базаре?
Даниле стало трудно дышать. Наверное, Висхан ударил его слишком сильно.
– Хочешь, я тебе дам двести?
– Что?!
– Я переведу тебе двести миллионов.
– Куда?
– Куда скажешь. Если у тебя нет куда, я это организую. Ты не представляешь, что такое настоящие деньги, Халид. Ты не представляешь размеров моей империи. Мне достаточно позвонить, чтобы десятку перевели со счета на счет без официального приказа. Чтобы перебросить сотню, мне требуется все-таки послать факс.
Халид с усмешкой глядел на олигарха.
– А взамен?
– Ты оставишь завод. Ты не тронешь город. Ну и, конечно, ты прекратишь стравливать заложников между собой.
– А Суриков?
– Я сам порешаю эту тему.
– Ты ведь жил только ради этого, не так ли?
– Не только.
– Ну да, конечно. У тебя большой список должников, не так ли? Суриков. Рыдник. Губернатор. Я.
Голубые глаза олигарха были холодны и пусты.
– Вы ничейный народ, – сказал Халид, – этот человек убил твою дочь. Он отнял у тебя все. Любой чеченец убил бы его дочь. Или, в крайнем случае, его самого. А что делаешь ты? Отнимаешь у него завод? Приятное с выгодным, так? Ты не занимаешься местью, если это не приносит прибыль?
Баров помолчал.
– Я его не убил и не убью, – сказал Баров. – Я отберу у него завод. Я арестую все его счета за рубежом, до последней копейки. Он сядет здесь – когда я доберусь до финансов завода, а если он уедет, он сядет за неуплату налогов в Корее. Его банкиры дадут против него показания, его подельники бросятся сдавать его. Он будет жрать грязь. Я сделаю его нищим. А потом его убьют. Не я. Бывшие подельники, которые побоятся, что он их сдаст. Я не собираюсь убивать человека, если за меня это сделают другие.
– В этом разница между неверными и нами, – сказал Халид.
Баров помолчал. У него двоилось в глазах. Даже серых с белым яхты на журнальном столике было две. Не самая лучшая форма для деловых переговоров.
– Тебе не нужны деньги, – сказал Баров, – и ты не ждешь, что твои условия выполнят. Ты все равно уничтожишь город.
Халид осклабился.
– Я подумаю, коммерсант, – сказал он, – твое предложение кое-что меняет.
* * *
Первыми на Кесаревский аэродром приземлились два транспортных самолета со сводным отрядом центра особого назначения ФСБ РФ. Отряд в полном боевом вооружении десантировался прямо на взлетную полосу, занимая огневые позиции и готовясь отразить атаку возможных террористов.
Спустя двадцать минут сел второй самолет с заместителем главы ФСБ по оперативным вопросам, генерал-полковником Вячеславом Плотниковым. Генерал-полковника сопровождали министр МЧС, десяток экспертов, вице-спикер Государственной Думы и специальный офицер, отвечавший за прямую связь с Кремлем.