– Ну и что ты хочешь делать с этой штукой? Ты знаешь, как отличить дуло от приклада? Ты не перепутаешь целик с мушкой? Тебя научить им пользоваться?
– Я знаю, как им пользоваться, – сказал Данила.
– Ну пользуйся. Смелей.
Халид отступил на полшага. Данила потянулся за автоматом и немедленно завалился вбок. Подниматься было слишком трудно. Правая рука уцепилась за дуло. Левой он перехватил приклад, шарахнулся при этом коленом о пол и на мгновение потерял сознание от боли. Открыл глаза, уперся локтем и щелкнул предохранителем.
Халид Хасаев стоял перед ним, и ноги его уходили ввысь, как две колонны из камуфляжного гранита. Его руки были засунуты глубоко в карманы, перекинутый через плечо «калаш» не покидал своего места. Если бы не короткая седая щетина на подбородке, фигура чеченца казалась бы отлитой из бронзы.
Дрожащий палец Данилы лег на спусковой крючок. Собравшись, Баров вскинул оружие. В следующую секунду страшный удар выворотил автомат из рук, бесполезная очередь ушла в потолок, и бок обдало кипятком.
– Ты поставил рекорд, – сказал Халид, – ты первый человек на моей памяти, который не сумел застрелить безоружного человека из заряженного автомата с расстояния в полметра.
Баров лежал, закрыв глаза. Халид был прав. Да, Данила ранен. Да, он без сил. Но Баров был уверен, что Халид Хасаев, с такими же ранами, в такой же ситуации, нашел бы в себе силы на один выстрел. И этот выстрел попал бы в цель.
Дверь распахнулась, и в комнату влетел Маирбек, в безукоризненном перекате уходя с линии вероятного огня.
– Все в порядке, – сказал Халид.
Маирбек вскочил на ноги, виновато ухмыляясь.
– Все в порядке, – повторил Халид, – Данила Александрович просто хотел показать мне, что он тоже мужчина.
– Он не мужчина, – покачал головой Маирбек, – знаешь, когда я это понял? Когда он пришел ко мне и предложил пять миллионов за твою голову. Он сказал, что ты его кровник. Разве чтобы убить кровника, надо нанимать посредника? Это все равно что заплатить пять миллионов за то, чтобы посредник переспал с твоей женой.
Данила молча смотрел на кудрявого черноглазого кумыка. Он хорошо помнил, как познакомился с ним на какой-то светской тусовке, и Маирбек, только что назначенный министром сельского хозяйства, принялся зазывать Данилу в свою республику и всячески гнуть пальцы. Он хорошо помнил, как встретился с Маирбеком потом, уже после расстрела зампрокурора, и тот осторожно выяснял, есть ли у него возможность вернуться, и сколько это будет стоить, и сколько получат те его родственники, которые возьмут расстрел на себя и покажут, что Маирбека там не было. «Пять миллионов, – ответил тогда Данила, – все-таки это был зампрокурора. Но я заплачу их, если ты убьешь Халида Хасаева».
Маирбек улыбнулся и сказал:
– Нет, он совсем не мужчина. Он просто курица, которая несет золотые яйца.
Рация в кармане Халида пискнула и разразилась длинной фразой на чеченском. Халид повернулся на каблуках и кивнул на Барова:
– Отнеси его на место да посмотри, чтобы больше не бегал. А то этот Рэмбо еще упадет с кровати и расшибется.
– Что случилось? – спросил Маирбек.
– Ничего важного. Заложник умирает.
* * *
Заложник лежал на цементном полу, ближе к выходу, и единственный врач, бывший среди боевиков, присев на корточки, щупал его пульс.
– Что с ним? – спросил Халид.
– Инсулиновый шок.
Халид нагнулся над больным. К некоторому своему удивлению, он узнал в нем румяного директора завода. Молодой подтянутый американец всегда казался Хасаеву воплощением здоровья. А вот поди ж ты…
– Он что, диабетик? – резко спросил Халид.
Врач пожал плечами.
– Видимо.
– Он оправится?
– Сдохнет через полчаса.
Халид молча считал, глядя на лежащего перед ним человека. Несколько часов назад он отпустил десять женщин, по просьбе Руслана. Если директор очнется, он вряд ли сможет рассказать русским больше, чем женщины. В любом случае судьба заложников не интересовала уже никого. Если решение о штурме принято, то вместе с ним принято и другое решение: мочить чеченцев, а не спасать захваченное ими стадо. И в этих условиях было правильно освободить американца и выглядеть милосердней, чем русский спецназ.
Халид набрал номер на сотовом.
– Савелий? Срочно «скорую» ко второй проходной. У нас тут диабетик умирает.
О том, что Карневич относился к Саше Колокольцеву лучше, чем кто бы то ни было, и о том, что это был единственный из деловых знакомых Колокольцева, который не потребовал с него взятки или не попытался на него наехать, – Халид даже не вспомнил.
В Кесареве было уже шесть вечера, и генерал Рыдник сидел в штабе перед телефоном правительственной связи, собираясь с духом для звонка в утренний Кремль.
Перед ним лежал белый листок бумаги, а на листке – цифры приблизительных потерь среди гражданского населения Кесарева в случае поражения города сероводородом.
Цифры дались штабу нелегко.
Сначала позвали эксперта-нефтехимика, того самого гражданского старичка, который рассказал про выброс 1994 года и переломанные в подъезде ноги активистов.
Гражданский эксперт оценил потери среди населения в четыреста—шестьсот тысяч человек, не преминув указать на неблагоприятный ветер: ветер был восточный, из Японии, и Кесарев, стоящий в изогнутой чаше сопок, превращался в огромную газовую камеру. «При северном ветре количество жертв упадет до ста-ста пятидесяти тысяч», – закончил доклад эксперт.
Эти цифры ужаснули Рыдника, и, чтобы поправить дело, вместо гражданского эксперта пригласили военного. Военный эксперт был раньше политруком и в химии не разбирался. Эксперт ознакомился с последней частью доклада своего предшественника и уверенно заявил: «Ну, сто пятьдесят – это много. Тысяч сорок-пятьдесят».
Цифра в сорок тысяч досталась для доработки эксперту ФСБ. Этот тоже плохо разбирался в химии и хорошо – в начальстве. «А кто сказал, что чеченцы накопили три с половиной тысячи тонн? – спросил эксперт, – они блефуют». И снизил три с половиной до тысячи, а сорок тысяч – до десяти.
И вот теперь эта цифра приблизительного поражения – десять тысяч человек – лежала на столе генерала Рыдника. Генерал знал, что Кремль никогда не пойдет на преступные уступки террористам. Поэтому генерал понимал, что Кремлю надо облегчить решение и не заставлять Верховного Главнокомандующего отдавать категоричный приказ вопреки угрозе гибели шестисот тысяч человек.
Если цифра вероятных потерь будет слишком велика, начальника штаба никогда не простят за нетактичное давление на президента с целью выпятить собственные трудности. Если самое страшное случится и реальные потери превысят доложенные, – начальник штаба будет не совсем виноват. Виноваты будут эксперты, предоставившие неверную информацию.