И если благосклонность губернской власти к москвичу Барову была оценена последним в десять пятнадцатимиллионных ярусоловов, то ничто не мешает второй стороне конфликта заплатить вдвое больше… Хотел Суриков стать губернатором или нет, это еще неизвестно, но вот предъявить ему это желание можно будет наверняка.
– Господи, Данечка! – всплеснула руками Ольга Николаевна, – да неужели вы думаете, я буду помогать этому скоту? Мало того, что он меня обворовывал, так даже сына на работу не взял! Сыночка моего, он пять лет на Западе учился, а он… Господи, Данечка, как наконец приятно иметь дело с порядочным человеком вроде вас….
Данила Баров давно откланялся и ушел, а губернаторша все сидела в руководящем кресле. Пухлые ее пальцы теребили столешницу. Дверь скрипнула, в кабинет вошел секретарь.
– А охранники-то, охранники его, – зашептал он возбужденно, – вы видели охранников этого Барова, Ольга Николаевна? Оливковые! По-русски не говорят!
* * *
Кесарев. май 1996 года
Данила навсегда запомнил этот день. С утра они запускали установку гидроочистки дизельного топлива: та не работала больше года, и весь дизель, которым торговал завод, имел чудовищное содержание серы – один процент против нормативных ноль целых две десятых.
Установка заработала к полудню. Старые рабочие, чумазые и перепачканные, подходили к такому же чумазому директору и обнимались с ним.
– Ну Данила, ты наш! – говорили они.
В заводоуправлении накрыли небольшой стол, и уже раздавались первые тосты, когда Данила приказал подавать машину.
– Ты куда? – спросил его главный инженер.
Данила поглядел на часы.
– Я скоро вернусь. Дашу из школы заберу и вернусь.
Данила заехал за Дашей в час пятнадцать. Школьники только-только начали расходиться. Одних забирали родители, другие играли на школьном дворе в «резиночку». Классная руководительница заметила кортеж Милетича и поспешила навстречу.
– Здравствуйте, Данила Александрович, – сказала она, чуть скованно сторонясь охранников, – вы что, не улетели в Москву?
– Почему я должен лететь в Москву?
Учительница удивилась.
– Но… ваш шофер, который забрал Дашу. Он сказал, что вы вместе летите в Москву.
Мир обрушился вниз, как разбитый камнем аквариум. Учительница глядела на него удивленно и немножко испуганно. За ее спиной девочка с косичками прыгала по асфальту.
– Когда это было? – услышал Милетич свой собственный голос.
– Два часа назад.
* * *
Вся городская милиция была поднята на ноги спустя пять минут. Заводская охрана вместе с ментами перекрыла дороги из города и аэропорт.
Классная руководительница рыдала на коленях перед Милетичем. По ее словам, похититель приехал за Дашей на том самом черном «Мерседесе» с номерами администрации края, на котором всегда ездил сам Милетич, кто же в школе не знал «Мерседеса» Милетича? Из трех городских «Мерседесов» два принадлежали Даниле. Более того, и сам похититель ей был прекрасно известен: это был один из водителей Данилы, по имени Петя Ушенко, смешливый и голубоглазый. Он работал у Данилы уже два месяца, и Даша села к нему в машину без малейших колебаний.
Через полчаса в школу прибыли все городские силовики, включая начальника УФСБ по краю. Это был невысокий расплывшийся человек, и серые его глаза глядели безмятежно сквозь Милетича.
– Вы кого-то подозреваете? – спросил начальник УФСБ.
– Чехов.
– Ах да. Вы же им что-то не заплатили.
Милетич помолчал, потом спросил:
– А где Рыдник?
Чекист развел руками.
– Он вчера улетел в Чечню. Выкупать наших омоновцев.
К двум часам Данила добился решения о блокаде морского порта. Нельзя сказать, чтобы поиски совсем не дали результатов: труп Ушенко, убитого выстрелом в затылок, нашли под откосом Приморского шоссе. Внизу на мелководье под скалами плавал колесами кверху пустой «мерседес».
Эта находка развеяла последнюю надежду Милетича на то, что все произошедшее есть глупое недоразумение и что придурок водитель повез дочку босса покататься по сопкам.
В четыре часа новость о похищении дочери генерального директора нефтезавода передали по телевидению; Данила плакал и бился на руках у Сурикова. Артем взял на себя руководство ментами и насильно запихал Данилу в машину. Когда они доехали до дома, они обнаружили у ворот два серебристых «Ниссан-мурано» и около них – Руслана Касаева с охраной.
– Данила Александрович, – сказал Руслан, – наш род и наши дети – все для мужчины. У тебя большое горе, я слышал. Поверь, это не моих рук дело. Тот долг, который на тебе, он не передо мной, он перед другими людьми.
– Сколько? – спросил Данила.
– Данила Александрович, я ни при чем в этом деле. Это мой город, и мне здесь жить. А те, кто это сделал, это не их город. Если я смогу стать посредником, я…
– Я заплачу, – сказал Данила, – я заплачу твои гребаные полтора лимона. Но передай Халиду: если он хоть пальцем тронет мою дочь, на вашу долбаную Чечню по ошибке сбросят атомную бомбу.
* * *
Руслан поторопился предложить свои услуги; неделю от похитителей не было ни слуху ни духу. Милетич сходил с ума. Полковник Рыдник по-прежнему был в Чечне. Он прилетел на пятый день, провел в Кесареве три часа и улетел обратно тем же бортом, оставив Данилу на попечение майора Осокина.
– Если они не выходят на связь, значит, они увезли ее из города. Они позвонят не раньше, чем она окажется в Чечне, – объяснил Рыдник свой отъезд.
Звонок раздался на девятый день. Он разбудил Данилу, и Данила не сразу понял, что это не сон. Милетич схватил трубку, и в ней раздался отчаянный детский крик:
– Папа! Папа!
– Даша!
Трубка замолкла, а потом вместо Дашиного крика послышался низкий голос с идеальным московским произношением. Халид всегда говорил без акцента, когда ему не надо было строить из себя перед посторонними дикаря с гор. Только строение фраз и мыслей всегда оставалось у него кавказским.
– Ты неправильно себя повел, Данила. Ты был должен полтора. Теперь ты должен пять. Ты все понял?
– Я все понял, – сказал Данила. – Тебе Руслан передал мое условие?