– Ты что, не доверяешь русской охране?
– Не доверяю, – холодно подтвердил олигарх.
* * *
Майор Яковенко, в одних камуфляжных штанах и босой, стоял посереди огромной каюты и меланхолично глядел в окно на серый тяжкий туман, летящий над морем. Каюта простиралась от правого борта до левого: итого двенадцать метров в ширину. На кровати, забросанной пуфиками и подушками, можно было посадить МИ-8. Изогнутые светильники напоминали рога драконов, туалетный столик был отделан позолотой и малахитом, и в каюте, в дополнение к двум сортирам, обнаружились два джакузи.
Самое странное было то, что на этой императорской постели майору приснился кошмар, который всегда снился ему накануне неудачных операций.
Яковенко упал на кулаки, отжался двести раз, с вожделением поглядел на «калашников», утонувший в персидском ковре, и шагнул из каюты в поисках хозяина яхты.
Когда его группу вчера привезли на яхту прямо с военного аэродрома, была ночь, все устали и хотели спать, и Яковенко с трудом разглядел, к какой-такой посудине они причалили. Понял, что яхта. Рекогносцировку проводить не стал. Чай, ночевать привезли, а не штурмовать.
Холл, отделанный красным деревом, плавно переходил в гостиную с камином, библиотекой и роялем, осененным растущими в кадках пальмами. Рояль, таким образом, стоял в кустах, и надо сказать, что в кустах он совершенно терялся.
Тут же в холле обнаружилась винтовая лестница, которая привела майора в еще одну гостиную, которая отличалась от предыдущей лишь отсутствием рояля и наличием огромного биллиардного стола.
В гостиной на третьей палубе во всю стену висел огромный плоскоэкранный телевизор, и пол перед ним был покрыт коврами, шкурами и подушками. В подушках валялись человек двадцать в камуфляже и сопереживали футбол. «Тоже наемники» – отметил про себя Яковенко.
На четвертой палубе располагался тренажерный зал, и там-то Александр и нашел хозяина. Данила Баров, в одних белых штанах, перебрасывался мячиком с капитаном яхты. Израильские охранники застыли поодаль.
Коротко зазвонил телефон, Баров бросил мяч и начал разговаривать по-английски. Он расхаживал из угла в угол, подволакивая правую ногу. Яхта внезапно выскочила из туч, и зимнее короткое солнце засияло на русых волосах и белой коже олигарха.
Александр вынужден был признать, что для своих лет хромой бизнесмен выглядел неплохо: гладкое, без жира тело, плоский живот с белой дорожкой сбегающих к паху волосков. Но мускулы Барова были как воздушная кукуруза: форма есть, а силы нет. Яковенко сомневался, что Данила Баров может убить или всего лишь покалечить человека. Руками, разумеется. Что он может убивать языком, Яковенко не сомневался.
Баров кончил говорить по телефону, мазнул взглядом по четкам в руках майора и приветливо кивнул.
– Как добрались?
– Нормально, – сдержанно ответил Яковенко.
– Хочешь? – Баров обвел рукой расставленные вдоль иллюминаторов тренажеры.
– Я ими не пользуюсь, – сказал Яковенко.
– Почему?
– А ты пользуешься резиновыми женщинами?
– А. а… разочарованно протянул олигарх, прищурился и добавил:
– Кстати, спасибо за совет.
– Какой?
– Ты мне сказал идти в задницу. Я рассудил, что самая большая задница – это ваш начальник. Так оно и оказалось.
Яковенко сжал зубы. В глубине души он был вполне согласен с таким определением генерала Терентьева. И по причинам, куда более веским, чем те, что имелись у олигарха.
– Завтракать хочешь? – спросил Баров. – На третьей палубе накрыт стол. Я там буду через полчаса, но он вообще накрыт.
Яковенко кивнул и вышел из тренажерного зала. Завтракать он не пошел, а вместо того оделся и вышел на палубу. Яхта шла ходко, делая не меньше двадцати пяти узлов и оставляя за кормой два рога белой пены. Ни берега, ни неба не было видно: все заволокло сплошным туманом, и по морю ходили волны с барашками. Два бешено вращающихся радара на верхушке яхты тонули в серой мгле, и чуть выше их угадывались очертания двух флагов: американского и бело-золотого, с эмблемой группы «Логос».
Яковенко был на палубе не один: рядом курил человек в камуфляже. Нашивка на рукаве свидетельствовала о его принадлежности к внутренним войскам, а погоны изобличали подполковника. При виде Яковенко вэвэшник повернулся, приветственно взмахнул рукой и сказал:
– Петр.
– Александр, – представился Яковенко, не называя ни звания, ни рода войск. Внезапно он вспомнил, как фамилия подполковника. Его звали Исенин, и Яковенко видел его один раз живьем и дважды – по телевизору. Два года назад, в Чечне, в день своего рождения, майор Исенин со товарищи отправился за бабой. Они вышли на дорогу и заметили ехавший навстречу «Уазик». Они стали стрелять по «Уазику», но были пьяны и не сразу попали. Когда наконец они убили шофера, «Уазик» остановился, и выяснилось, что баб в «Уазике» нет. Зато там были дети: девочка полутора месяцев и мальчик восьми лет. Исенин приказал расстрелять всех, включая девочку. Так как дядя одного из пассажиров был из службы безопасности Кадырова, дело дошло до суда.
Присяжные оправдали Исенина и его людей.
Александр Яковенко никогда не верил в искалеченную войной психику. Он скорее считал, что близкая смерть действует как катализатор. Если человек был нормальный, он нормальным и останется. А если в человеке была какая-то кривизна, то да, точно, на войне он совсем тронется. В конце концов, большую часть своей истории человечество только и делало, что резало друг друга. Почему-то все эти Цезари и Атиллы не страдали от афганского, вьетнамского или чеченского синдрома.
Майор Яковенко также не верил в мирных чеченцев. Не бывает мирных людей в стране, где против тебя воюет весь народ.
И все же он без всякого снисхождения относился к людям вроде Исенина. Свою собственную коллекцию чеченских ушей, одну из самых обширных в России, Яковенко отклонением не считал. Детских ушей там не было.
При виде Исенина майору стало совсем погано, так же погано, как вчера, когда его вызвали в кабинет к начальству и срочно озадачили этой поездкой. Попытка тут же заявить о командировке в Чечню успеха не принесла: генерал Терентьев раскричался так, что было ясно: Родина желает, чтобы майор Яковенко и его люди были завтра на Дальнем Востоке, а желает этого Родина потому, что Данила Александрович Баров просил прислать именно майора Яковенко.
Но даже в страшном сне майор не мог представить себе, что командировка на предмет захвата какого-то заводика обернется путешествием на белобокой посудине ценой в полтора эсминца. В голове вертелись какие-то злобные и потому детские мысли. Нагадить на пол в каюте. Бросить в джакузи гранату.
Самое же удивительное заключилось в том, что ночной кошмар не давал майору покоя. За много лет игры в покер со смертью он научился предугадывать вежливый стук в дверь. И сейчас темное, непонятное предчувствие беды лезло в душу, мешаясь с классовой ненавистью, а возможно, и проистекая от нее.