Словом, когда в час ночи вертолет с полпредом сел на площади перед штабом, позиция губернаторской стороны была уже сформулирована. И полпреду Федоровскому ничего не осталось, как занять прямо противоположную.
– Никаких переговоров с террористами, – заявил он. – Мы их били в Чечне, бьем и будем бить! Это абсолютно капитулянтская, предательская позиция импотентов, относящихся к прошлой эпохе! Неужели наши доблестные спецназовцы не могут очистить от этих черномазых какой-то заводишко!
Полпреда спросили о возможности химической атаки на город.
– Я только что говорил с президентом, – сказал полпред, – президент полностью в курсе всей ситуации. Президент поручил мне контролировать процесс. И вот что я вам скажу, что эти люди могут произвести на заводе фосген, иприт, что угодно! Будет как в токийском метро! Это информация, которую прогнившая местная власть подло скрывает, но нам, в Кремле, известно все!
Полпред Федоровский вообще не был пьян. Он всегда пребывал в перманентном опьянении от собственного величия и света телекамер.
Чечня, май 1996 г.
Выезд назначили на семь утра, но Данила проснулся гораздо раньше. За ночь Рыднику не стало лучше. Он по-прежнему ничего не слышал, хотя зрачки его реагировали на свет. Не могло быть и речи о его участии в операции.
– Данила, отложи обмен, – попросил Рыдник.
– Мы справимся, – ответил Милетич, как можно громче выговаривая слова.
Комбат Синицын отправился с ними. Он взял с собой пятерых контрактников. Кесаревских чекистов на операции представлял майор Егорка Осокин, и еще с ними были трое охранников Милетича. Когда Данила уже сидел на броне, Егор подошел к нему с каким-то тяжелым свертком в руках.
– Держи, – сказал Осокин.
– Это что?
– Бронежилет.
Данила оглядел чекиста. На том, поверх камуфляжа, такого засаленного, что можно было б мыло варить, болталась «разгрузка».
– А ты?
– А все равно не защищает.
Ехали двумя «бешками» – у одной ствол был развернут вправо на 45 градусов, у другой влево на 45. Дорога шла вдоль ущелья. Весь лес вокруг села был давно вырублен, и на выгоревшей горе паслось стадо овец. С другой стороны ущелья шла «зеленка», и снизу от деревьев и скал поднимался переходящий в облака туман.
Время от времени попадались воронки от фугасов, и внизу ущелья Данила заметил скелет БТР. Разговор зашел о воде. Вода была главной проблемой подразделения. Лагерь был вверху, а вода была внизу, и каждый раз, чтобы добыть воду, приходилось снаряжать колонну. Каждая вторая колонна нарывалась на фугас.
– Халид, урод, их в аренду сдает, – беззлобно сказал комбат.
– Как в аренду?
– А так. Он, допустим, продает противотанковую мину за сто долларов кому-нибудь в селе, и покупатель, поскольку он деньги заплатил, очень за ней ухаживает. Ставит ее в правильном месте. Потому что если на мине подорвались, то за каждого покойника он получит тысячу. У соседей недели две назад БТР подорвался так, что его взрывом перевернуло, а на броне чечен сидел. Из ментов местных. Его даже вытащить не смогли, он так и сгорел с боезапасом. А так получилось, что чечен-то сам милиционер, а остальные мужчины ушли в горы. И вот приходит на блок-пост через неделю отец и спрашивает, мол, на какой дороге его Саламбек подорвался и где это было. Потому что, по их понятиям, если человек не похоронен, это большой позор. И за него обязательно надо отомстить.
– Отомстил? – лениво спросил Осокин.
– Не знаю. Это его мина была. Отца.
Все помолчали. На той стороне ущелья между деревьев показалась группа людей.
– А мы на мину не наскочим? – сказал один из охранников Данилы, по фамилии Баров.
– Чтобы мы с деньгами сгорели? Да ни за что. Тут те, кому не надо, не подрываются.
Ущелье резко повернуло, – до места обмена оставалось еще три километра, и после речки надо было идти пешком. Синицын с биноклем у глаз внимательно рассматривал зеленку. Егорка Осокин, сняв автомат с плеча, обматывал изолентой карабин ремня, чтобы не клацало. На броне пахло потом и керосином. Солнце, несмотря на раннюю жару, по-прежнему сидело за облаками.
– Не повезло вашему чекисту, – добавил комбат, – И зачем он к блок-посту пошел? Он вообще начтеха искал.
В следующую секунду под днищем передней «бешки» сработал фугас. Данила увидел, как из люка вместе с дымом вываливаются фигурки. С брони кто спрыгнул, кто слетел. И тут же последовал второй взрыв: броня под Данилой вздыбилась, земля и небо поменялись местами, и Милетич полетел рыбкой на размолотую в пыль обочину.
* * *
Данила больно ударился о камни и открыл глаза. Откос дороги под ним сползал в ущелье, рядом, под прикрытием пыльного колеса, лежал Егор Осокин и аккуратными выстрелами высаживал магазин в кого-то, находящегося с той стороны. В следующую секунду он коротко вскрикнул, выпустил оружие и затих.
Из-за «бешки» выскочил чернобородый человек. Конец зеленой повязки свисал с его головы заячьим ухом. Чернобородый еще раз выстрелил в неподвижное тело. Дуло автомата уставилось в лоб Даниле, и из отверстия в вороненой стали глянула вечность. Боевик ударил коммерсанта под ребра и заорал:
– Лежать! Лежать, сука, мордой вниз!
Сзади раздался одиночный выстрел, потом еще один. Данила понял, что провалялся без сознания те пять или шесть минут, пока шел бой. И что бой уже кончился.
Данилу швырнули ничком, и жесткие чужие руки стали мять его тело. Потом его заставили встать на колени. Поднимаясь, Данила заметил сбоку еще одного чернобородого: тот сидел над трупом Осокина и что-то делал с его лицом. Чуть дальше от Данилы лежал комбат. Его сломало так, что из спины торчали ребра. Далеко в «зеленке» раздался чей-то отчаянный вопль, крик: «Я сдаюсь», и следом – очередь из трех выстрелов. Криков больше не было.
Потом перед Данилой появился Халид. Он заметно похудел, и камуфляж сидел на нем лучше, чем костюм от Армани. Зеленая повязка скрывала белую прядь в волосах. Халид пнул труп Синицына ногой и сказал по-русски:
– Совсем как дети. Воевать не умеют.
Дуло автомата уперлось в грудь Даниле.
– Это очень здорово, Данила, что на тебе бронежилет, – сказал Халид. – Это чудная штука, знаешь, как она работает? Пуля пробивает грудную пластину, а тыльную пробить не может. Она рикошетирует от тыльной, а потом снова рикошетирует от грудной. Отличное средство для изготовления фарша. Я бы продавал их русским домохозяйкам вместо кухонных комбайнов, а ваша армия носит их на себе.