Джамалудин махнул рукой, и «Мерсы» отползли с дороги, пропуская автобус.
Спустя десять минут машины Джамалудина вернулись к блокпосту на въезде в Бештой. Руки Джамалудина сжимали руль так, словно хотели его переломать. За последние два года ни одна из боевых операций аварца не кончалась большим позором, чем эта. Изловить живым смертника в горах и то оказалось легче, чем определить, как и на какие деньги на этих гребаных рынках покупают этот гребаный товар!
Джамалудин представил себе, что сегодня к вечеру будут рассказывать об этой истории по всей республике, и пожалел, что не спалил автобус до тла.
У блокпоста стояла очередь из грузовиков, как это обычно бывало в утренние часы, и один из трейлеров, видимо спеша на рынок, вылез на разделительную полосу, и теперь стоял там, упершись мордой в шлагбаум и мешая проехать машинам Джамалудина. Джамалудин затормозил, выскочил из «Мерса» и подошел к трейлеру.
Водитель его, перегнувшись из высокой кабины, как раз забирал бумаги из рук милиционера.
– Отгони машину, – велел Джамалудин.
– Слышь, земеля, – отозвался водитель, – ты чего? Я ща проеду.
– Отгони машину, – процедил Джамалудин.
– Ты че, больной? – сказал водитель.
Он явно был не местный. Утром на Бештойские рынки съезжались со всего юга.
– Что у тебя за груз? – спросил Джамалудин.
Водитель опешил, а милиционер поспешно проговорил:
– Порошок у него груз, стиральный порошок, Джамалудин Ахмедович.
Но аварец уже шел вдоль трейлера, вытаскивая на ходу пистолет. Водитель бросился за ним. Джамалудин вскинул руку и двумя выстрелами сбил замок с двери трейлера. Двери распахнулись. Трейлер был на две трети забит картонными коробками без этикеток. Джамалудин рванул плотный картон с такой легкостью, как будто это была туалетная бумага, и на асфальт одна за другой посыпались полукилограммовые пачки стирального порошка.
Джамалудин поднял одну. Порошок назывался «Дося», и на упаковке была изображена улыбающаяся розовая хрюшка.
– Твою мать, – заорал водитель, – ты че творишь, хорек?
Среднего роста худощавый человек в тщательно выстиранном камуфляже повернулся к водителю, и тот осекся, увидев глядящий в лоб пистолет.
– Отгони машину, – снова приказал Джамалудин.
Водитель так опешил, что даже перестал ругаться. Он хотел было сказать, что для того, чтобы отогнать машину, ему надо сесть за руль, а как он может сесть за руль, если на него наставлен пистолет, и кроме того, выезд трейлеру закрывали два черных «Мерса».
Но тут водитель увидел, что «Мерсы» пятятся, один за другим. Джамалудин оттолкнул водилу и сам вскочил за руль трейлера. Грузовик медленно поехал назад и свернул к полю, хлопая незакрытыми дверцами и роняя на асфальт все новые и новые пачки порошка.
Совершенно ошарашенный водитель побежал за машиной, и вслед за ним бросились менты с блокпоста. Они никогда не видели Джамалудина в таком состоянии.
Джамалудин спрыгнул на землю.
Водитель матерился так, что люди выскочили послушать изо всех дожидавшихся в очереди машин. Впоследствии водителю сказали, что Джамалудин, наверное, просто его не слышал. Если бы Джамалудин слышал и понял, что говорит водитель, он бы, наверное, убил его на месте.
Джамалудин нагнулся, поднял с земли разорванную упаковку стирального порошка и подошел к водителю.
– Это что? – сказал он, тыча картонной оберткой ему в лицо.
– Что – что?
– Это свинья! – заорал Джамалудин, – какой шайтан тебя надоумил в мой город привезти эту свинью! Ты видишь, что написано на въезде? Ты что, хочешь, чтобы наши женщины мыли белье твоим нечистым животным? Чтобы я носил рубашку, которую помыли свиньей? Ты у себя дома свиньей мой и свинью жри! А? Что скажешь?
Водитель уже ничего не говорил. Он понимал, что лучше молчать.
Джамалудин повернулся, выхватил из-за пояса пистолет и начал стрелять по полупустому бензобаку. Трейлер загорелся после седьмого выстрела.
* * *
Кирилл прилетел в Москву к девяти утра. Весна растеклась по шоссе чернильными лужами, и вместо облитых солнцем и снегом гор по обеим сторонам Кутузовского проспекта из оплывающих сургобов торчали серые коробки домов. Дворники черной «Ауди», доставившей Кирилла на Старую Площадь, скребли по стеклу, покрытому, как крылья искупавшейся в мазуте утки, вязкой нефтяной взвесью.
Кирилл прождал в приемной не более часа.
Человеку, который принял его за двойными дверями резного бука, было около пятидесяти. Он был сухопар и невысок, с глубокими залысинами над ушами и простецкой деревенской физиономией. Набрякший нос и широко распахнутые голубые глаза, казалось, свидетельствовали о склонности их обладателя к баням, водке и нехитрым мужским радостям, но каждый, кто заглядывал в эти глаза поглубже, вдруг чувствовал себя как бабочка, залетевшая в морозилку.
Несмотря на недавно полученный титул вице-премьера, обладатель голубых глаз и простецкой физиономии предпочитал сидеть в своем старом кремлевском кабинете. У Ивана Витальевича Углова, со времени его стремительного карьерного взлета, было много прихлебателей и мало друзей. Одним из друзей был питерский его школьный товарищ: отец Кирилла.
В полированной поверхности стола, за которым сидел Иван Витальевич, отражался глобус из полудрагоценных камней, и на глобус этот складками спадало трехцветное российское знамя. Возле глобуса лежал доклад Кирилла о положении в РСА-Дарго, и Кирилл углядел на его полях кучу заметок, написанных мелким бисерным почерком.
Впрочем, о докладе Углов не спрашивал. Он полистал блокнот туда-сюда, заказал по селектору две чашки кофе, а потом вдруг воткнулся в Кирилла своими бледно-голубыми глазами и спросил:
– Что это за история про автобус и трейлер?
– Какой автобус и трейлер? – изумился Кирилл.
– Сегодня утром в Бештое группа вооруженных бандитов остановила автобус, ехавший на авиабазу. А через двадцать минут эти же люди на въезде в город сожгли трейлер со стиральным порошком. Мотивировали это тем, что стиральный порошок назывался «Дося» и на упаковке была изображена свинья.
Кирилл открыл рот и закрыл его. «Ну почему, черт возьми, он отколол это именно сегодня?» – грустно подумал Водров. Что трейлер – дело рук Джамалудина, он нимало не сомневался. Никто другой не мог бы спалить трейлер возле блокпоста и не получить от Джамалудина выговор из «калашникова». Кирилл повесил голову и не знал, что сказать.
– Кстати, о свинье и других атрибутах неверных, – продолжал Иван Витальевич, – что случилось с памятником генералу Лисаневичу?
– У мэрии стоял памятник генералу Лисаневичу, как основателю города, – сказал осторожно Кирилл, – в девяносто шестом он исчез. Официальная версия гласила, что его украли на вторсырье. Когда случился теракт в роддоме, мэр Бештоя объявил конкурс на лучший памятник. Тут федеральное правительство вспомнило про памятник основателю и прислало им Лисаневича. Военно-транспортным самолетом.