– Ой, девочки, ничего не знаю, я в этот момент вышла, но по секрету мне рассказали, что Римма поспорила с Никитой Богословским. Старик ее подначил, мол, слабо на Артамонова салат вывалить, а та – не слабо. На кону у них как будто бы тысяча долларов стояла, ну Лягушка и польстилась. Хулиганство, конечно, но она вечно в долгах. Мы с Андрюшкой всю ночь хохотали. Жалко, что камеру не захватили. А костюм… черт с ним, ради такого веселья не жаль.

Я вышла от Марины и поглядела на часы – семь. В такое время ни безобразницы Риммы, ни жаждущей славы Эльвиры, конечно же, дома нет. Поеду в Ложкино, отдохну и сделаю несколько звонков.

Глава 7

Уже в холле я почувствовала запах гари и испугалась.

– У нас пожар?

– Нет, – захихикала Маня. – Зайка пирог печет.

– С яблоками и курагой, – уточнил, ухмыляясь, Аркадий.

В кухне стояла дымовая завеса. Сидевшие на пороге собаки отчаянно чихали. Возле мойки, над формой, наполненной чем-то черным, стояла Зайка. Ее фигура выражала отчаяние.

– А все ты виновата, – неожиданно набросилась она на меня.

– Да я только вошла!

– Когда покупали плиту, я хотела «Бош»! А ты приобрела «Индезит»!

– Ну и что? – растерялась я.

– А то, что «Бош» дает гудок, если в духовке начинает дымить, а «Индезиту» на это наплевать. Так что из-за тебя все сгорело.

Я подошла к мойке, понюхала форму.

– Бабушка брала терку и соскребала черноту.

– Да? – воодушевилась Зайка. – Попробуем.

Она потрясла форму, и оттуда шмякнулся на блюдо какой-то непонятный кусок, больше всего напоминающий гранитный памятник. Из шкафчика достали терку, и горелые ошметки полетели в разные стороны. Банди отчего-то завыл, а Снап застонал.

– Цыц, противные! – рявкнула Зайка. – С чего это рыдать задумали?

– А они так реагируют на черный цвет, думают, что у нас похороны, – подал из коридора голос Аркадий.

Не обращая внимания на эти издевательства, Ольга сдула с пирожка черные крошки и оглядела произведение своего кулинарного искусства.

– Прекрасно, – довольно сказала она, – сейчас посыплем пирог сахарной пудрой и станем пить чай, иди в столовую.

Я послушно направилась к столу и в кресле у окна обнаружила Александра Михайловича, ласково поглаживающего Хуча и Жюли.

– Ты чего прячешься?

– Боялся Ольге под горячую руку попасть, – усмехнулся полковник, – она тут на реактивной метле летала и плевалась огнем, как Змей Горыныч.

Мопс блаженно щурился на его коленях. Вообще-то Хуч принадлежит полковнику. В свое время мы пригласили Александра Михайловича на лето в Париж и познакомили там с французским коллегой – комиссаром Жоржем Перье. Как мужчины договорились между собой – понять невозможно. Жорж знает два слова по-русски – «икра» и «водка», полковник, в свою очередь, может, слегка путая падежи и предлоги, выдать на французском текст «Москва – столица». Но после двух бутылок бордо они начали переговариваться весьма бойко и остались вполне довольны друг другом. У них много общего. Оба убежденные холостяки, отдающие все силы любимой работе. К тому же издали обоих борцов с преступностью можно принять за близнецов – они лысоватые, толстенькие, брюшко над слегка мятыми брюками нависает. Вдобавок и тот, и другой любители вкусно поесть и выпить пива. В день отлета полковника в Москву Жорж привез в аэропорт корзиночку.

– Пусть он напоминает обо мне, – заявил комиссар.

Внутри на голубой подушечке мирно спал месячный щенок мопса по кличке Хуч. Александр Михайлович поначалу честно пытался заменить ему отца и мать. Но собачку такого возраста полагается кормить шесть раз в день, а еще надо утешать по ночам, играть днем… Короче, через две недели Хуч перебрался к нам, а Александр Михайлович стал исполнять роль папы по воскресеньям.

Под светлой шерсткой Хуча бьется любвеобильное сердце, и в нашем доме он не только в роли любимого ребенка, но и заботливого отца собственного семейства. Самые нежные взаимоотношения связывают его с йоркширской терьершей Жюли. Плоды брака – щенков невероятной породы «ложкинский мопстерьер» – мы раздаем по знакомым. Делать это каждый раз все труднее, потому что и дальние, и близкие приятели уже, по выражению Мани, омопсячены. Несколько раз полковнику удавалось, используя положение начальника, навязывать «внуков» подчиненным, а в последний раз пришлось стоять с корзиной у «Макдоналдса» на Тверской. Ехидный Кеша издевательски предложил Александру Михайловичу заглянуть в картотеку условно досрочно освобожденных.

– Вот кому нужно предлагать щеночков от полковника, – похохатывал мой сынуля, – хорошо воспитывает, нормально кормит – на свободе гуляет, недоглядел за собачкой – снова мотай на зону.

Приятель мой только крякнул, но ничего не сказал…

– Ну, – запричитала входящая Ольга, – почему еще не сели?

Она поставила в центр стола блюдо, на котором лежал вполне симпатичный пирог. Если не знать, как этот шедевр рождался на свет, съешь за милую душу.

Домашние с подозрением уставились на выпечку, щедро обсыпанную толстым слоем сахарной пудры.

– Приступайте, – распорядилась Ольга и положила мне большущий кусок.

Я принюхалась: легкий запах ванили и чего-то кислого. Была не была. Закрыв глаза, храбро куснула многострадального погорельца. Да, Зайке удалось достичь удивительного эффекта – сверху бисквит почернел, а внутри чуть сыроват. И все же не так уж и плохо. Только странный вкус у пудры – пресный какой-то и на зубах противно скрипит.

Видя, что я, откусив кусок, не свалилась на пол и не забилась в предсмертных конвульсиях, домашние тоже начали пробовать свои порции. Минуту-другую стояла тишина. Потом полковник спросил:

– Сверху-то что?

– Пудра, – ответила Зайка, пока еще не прикоснувшаяся к пирогу.

– Вижу, что пудра, – продолжал Александр Михайлович, – а из чего?

– Как из чего? – обозлилась вконец Ольга. – У тебя во рту вкус пропал? И вообще, какая еще может быть пудра? Сахарная, конечно!

– Нет, не похоже, – засомневался полковник и протянул Хучу кусочек.

Хучик, страстный любитель печеного и сладкого, ловко ухватил подачку и тут же выплюнул. До сих пор он отказывался только от одного вида еды – бутафорских бананов из картона, их Маня купила в магазине «Смешные ужасы».