Всего за одну зиму Фарбер состарился так, что Степан не сразу его узнал. Профессор ехал рядом с князем, безучастно глядя перед собой, и, казалось, не замечал ничего вокруг. Но, когда Гончар подскакал к гостям, Фарбер первым протянул ему руку и сказал:
— Рад, что вы послушались меня и не уехали в Мексику.
— Примите мои соболезнования, док, — неловко выговорил Степан. — Милли мне уже все рассказала.
— Все мы смертны, — Фарбер пожал плечами. — Но мы с вами живы, так займемся делами живых. Я хотел представить вас князю, но вы, оказывается, уже знакомы.
— Немного.
Салтыков укоризненно произнес:
— Это вы называете знакомством, Такер? Я только сегодня узнал, что вы не простой обыватель, а знаменитый проводник. От знакомых не принято скрывать свои занятия.
— Я давно уже не проводник и никогда не был знаменитым.
Строители ненадолго отвлекались от работы, оглядываясь на кавалькаду. Салтыков с тремя своими казаками задержался у въезда в лагерь, а Гончар, Милли и профессор подскакали к палатке, над которой развевался звездно-полосатый флаг.
— Вот мой дом, — сказал Гончар. — Добро пожаловать в "Форт-Коллинз".
— Вы делаете успехи, Такер, — сказал профессор, оглядываясь. — Дорога растет с поразительной скоростью. Кажется, скоро мы будем ездить к вам в гости не на дилижансе, а в пульмановском вагоне.
— Папа, может быть, тебе и не придется ездить в гости к Стивену, — вставила Мелисса, дергая Гончара за рукав. — Он хочет тебе что-то сказать. Ну, говори, пока нам никто не мешает. Это же такой особенный, очень личный разговор, верно?
Степан замешкался. Объяснение с Мелиссой получилось как бы само собой. Говорить же о помолвке с ее отцом — эта задача казалась ему просто непосильной. Но Фарбер его выручил.
— У нас будет еще время для очень личных разговоров, — сказал профессор. — Сначала — о деле. Стивен, у князя накопились вопросы, ответить на которые можете только вы.
Князь Салтыков был настоящим аристократом, хотя по виду и не отличался от своих казаков. Его благородное происхождение проявлялось только в манерах и речи. За стойкой в салуне он изъяснялся на таком же простецком языке, как и все прочие посетители, но теперь, когда его собеседником был профессор Фарбер, князь перешел на изысканный английский, каким владеют только дипломаты.
Правда, спешившись возле палатки Гончара, Салтыков первым делом негромко обратился к сопровождавшему его казаку, и обратился по-русски, причем проявив изрядные познания в ненормативной лексике. Казак густо покраснел и, не оправдываясь, выслушал хозяина, а после, отводя лошадей к коновязи, даже поеживался после взбучки. А князь, повернувшись к Фарберу, снова заговорил на языке Диккенса и Теккерея:
— Прошу меня извинить, профессор. Я вынужден был дать несколько особых распоряжений. Мой конь прихрамывает из-за того, что у него разболталась подкова и под нее попал камень. Я предупредил своего работника, что он должен внимательнее относиться к лошадям.
Степан едва сдержал ухмылку. Князь не счел нужным переводить свои слова про страшные кары, связанные с сексуальным насилием, которые ожидали нерадивого казака в случае повторения подобной оплошности.
Пройдя в палатку, Салтыков сразу же направился к столу и расстелил на нем карту, извлеченную из-за голенища.
— Я полагаю, что цели и задачи нашей экспедиции известны всем присутствующим, поэтому не будем тратить время на дипломатические преамбулы. Взгляните на карту, мистер Такер…
— Стивен, — поправил князя Гончар. — Зовите меня по имени, ваша светлость.
— Никаких "светлостей", просто "князь". Идет? Так вот, Стивен, для начала я задам вам вопрос, который задаю каждому. Не встречались ли вам в ваших путешествиях по Западу деревни или одиночные фермы, где бы жили русские? Их иногда путают с чехами и поляками…
— Я не спутаю русских ни с кем, — сказал Гончар. — Могу сказать точно. В Дакоте, Вайоминге и Небраске я не встречал эмигрантов из России.
— А в Колорадо?
— Я плохо знаю эти места. Но и там я никогда даже не слышал о русских.
— Что ж, примем к сведению… — Князь задумчиво почесал карандашом бороду и снова наклонился над картой. — Посмотрите сюда. На этой карте, как видим, нет никаких границ. Тем не менее местные жители прекрасно знают, где им можно пасти скотину, а где нельзя. Я имею в виду территории, которые граничат с владениями индейцев. Можете ли вы сейчас взять карандаш и хотя бы приблизительно очертить на карте эти владения?
— У индейцев нет никаких владений. Если речь идет о резервациях, то их устроили далеко отсюда.
— Резервации меня не интересуют. Мне важно знать, на каких участках земли могли бы устроиться новые переселенцы.
— Это зависит от того, чем они будут заниматься. Для скотоводов подойдет один район, для землепашцев — другой. С такими вопросами надо обращаться в Географическое управление. К землемерам, к юристам. В общем, к правительству Соединенных Штатов, а не ко мне.
— Я полагал, что вся эта земля принадлежит индейцам, — сказал князь, разглаживая карту ладонью. — Насколько мне известно, Вайоминг не входит в союз американских штатов. Поэтому договариваться мы будем не с Вашингтоном, а с местным населением. Причем с коренным населением, то есть с самими индейцами.
Профессор Фарбер откашлялся, прежде чем вступить в разговор.
— Все не так просто, дорогой князь. Индеец часто просто не может понять, как земля может принадлежать кому-нибудь. Он очень хорошо понимает, что ему принадлежит лошадь, винчестер, женщина — все то, что он может взять с собой. Но земля… Индеец скорее скажет, что это он принадлежит земле. И все наши договоры с ними надо понимать именно так — краснокожие уступали нам право принадлежать какому-то участку территории. Мы умрем или уйдем отсюда, а земля останется.
— Люди, которые поселятся здесь, никуда не уйдут, — сказал князь. — Им некуда уходить.
— Есть и еще одна сложность, — продолжал Фарбер, — не столько философская, сколько юридическая. Мне кажется, ваши представления о порядке землепользования несколько устарели. Да, Вайоминг в настоящее время имеет статус Территории, и влияние федерального правительства здесь минимально. Однако позвольте напомнить, что западная граница Соединенных Штатов до сих пор не определена. Она постоянно смещается, и вполне возможно, что уже через несколько лет ваша сделка с индейцами, даже если она состоится, будет признана незаконной.
— Отчего же? — вмешался Домбровский.
— Оттого, что у этой земли будет новый владелец — государство.
— Хотите сказать, что мы торопимся? Делим шкуру неубитого медведя? — Домбровский повел ладонью по карте, словно стряхивая с нее крошки. — Я понимаю, что для Вашингтона очень удобна неопределенность границ. Индейцы не могут построить Великую Китайскую стену, чтобы раз и навсегда разделить континент с белыми пришельцами. Но как только мы заключим с ними сделку, как вы выражаетесь, и построим первый дом на этой земле — все, с этого момента будьте любезны договариваться уже не с кочевниками, а с нашими оседлыми земледельцами. А уж те поднаторели в прокладывании межей и воздвижении заборов.