— Почему именно русские?
— Так вы же сами говорите — русская деревня.
— Я? — Гончар почесал затылок. — Ляпнул не подумавши. Хотя… Ну кто еще, кроме русских, будет в степи строить не глинобитный домик, а избы из бревен?
— Бревна-то они сплавили из горного леса, тут недалеко. С бревнами мне все ясно, а вот откуда взялись люди?
— Пойдем да спросим, — предложил Гончар. — Я всегда так делаю, если что непонятное вижу. Иду и смотрю.
— Кавалеристы уже тут что-то спрашивали, — напомнил Домбровский. — И получили красноречивый ответ.
— Плохо, значит, спрашивали.
Гончар поднялся, отряхнул гимнастерку и снял оружейный пояс.
— Почему не берете револьверы?
— Оружие мешает разговаривать.
— А нож за сапогом не мешает?
— Нож — какое же это оружие? Деталь национального костюма.
— Как видно, индейцы вас ничему не научили. Ну да, ведь Гончар фамилия малороссийская. Вы не из хохлов? Упрямство есть черта полезная и вредная одновременно. — Домбровский посмеивался, обводя биноклем деревню и берег реки. — Шагайте, шагайте, не буду удерживать. Если вас не подстрелят на ближних подступах, то мы успеем как раз к тому моменту, когда вас начнут пытать каленым железом. Ни пуха ни пера.
— Идите к черту, господин урядник, — отмахнулся Степан и зашагал к деревне.
"Учись читать знаки", — вспомнилось ему.
"Я бы учился, только где их взять? Какие знаки говорят о том, что Милли здесь? Не вижу их, не слышу, не чувствую!" Чем ближе Степан подходил к деревне, тем меньше ему верилось, что он найдет здесь Мелиссу и Майвиса.
С каждым шагом его сомнения крепли. Кавалеристы могли что-то напутать. Майвис не стал бы укрываться среди белых. И вообще эта деревня находится далеко в стороне от возможного маршрута…
Он не успел придумать больше ни одного аргумента, потому что понял — следующая секунда может стать последней в его жизни.
Эта сторона холма была голой, словно всю траву выстригло огромными ножницами. Здесь негде было укрыться. Но Гончар понял это после того, как резко бросился наземь.
Пуля прошуршала в воздухе и громко ударилась о землю шагах в десяти за его спиной. Прежде чем донесся звук далекого выстрела, Степан успел откатиться в сторону. Впрочем, это почти ничего не изменило в его положении. Он оставался на виду — черная фигура на сером склоне. Еще пару секунд он лежал на земле, усеянной овечьими орешками. За это время Гончар успел порадоваться двум обстоятельствам. Первое, естественно, — это промах невидимого противника. Второе — это то, что Степан научился-таки читать знаки. Он их и не заметил, но все-таки прочитал и безошибочно определил, что здесь нет ни Мелиссы, ни Майвиса. Красная Птица не стал бы в него стрелять. А если б и стал, то не промазал бы.
Еще раньше он приметил ниже по склону полоску невысокого кустарника, который уходил в сторону реки. Если добежать до него, можно будет выбраться из-под обстрела. А у реки его встретят казаки. На этом разведка и закончится.
Земля под ним дрогнула от удара пули, и в лицо брызнули колючие струи песка и пыли. Гончар подтянул ноги и мощным толчком выбросил тело вперед. Низко пригибаясь, почти стелясь над землей, он несся к кустарнику, и еще две пули почти одновременно прошелестели в воздухе. "Из трех стволов бьют", — понял он и повалился под спасительную зеленую стену.
Оказалось, кустарник рос над руслом пересохшего ручья. Степан залег на песчаном дне и осторожно приподнял голову.
До ближайшей избы оставалось метров триста. "Обидно терять такой отличный наблюдательный пункт, — подумал Гончар, пытаясь разглядеть хоть какие-нибудь признаки того, что в деревне побывали индейцы. — Полежать бы здесь до вечера. Должны же они хоть на минутку показаться наружу, чтобы я на них полюбовался? Нет, не дадут. Они видели, как я сюда спрятался. Сейчас начнут залповым огнем выдирать с корнями эти несчастные кустики".
Его предсказание сбылось с неприятной точностью. Из бойниц амбара выглянули четыре ствола. Степан обреченно вздохнул и вжался в песок. После дружного залпа на него посыпались рубленые листья и обломки веток.
— Думаете, побегу? — Он перевернулся на спину. — Фиг вам, ребята.
Стянув гимнастерку, он набил ее ветками и пучками травы. Копнул ножом дно, добрался до влажного песка и обмазал им лицо и плечи, а потом повертелся в грязи всем телом, стараясь, чтобы к коже прилипло побольше листьев. Когда грязь засохла, он осторожно срезал самую длинную и прочную ветку.
Прижавшись к земле, Степан медленно подтолкнул этой веткой набитую травой гимнастерку. Он надеялся, что из амбара увидят, как что-то черное движется в сторону реки.
Увидели. И доказали это новым залпом. Гончар стряхнул лишние ветки с головы и снова подтолкнул свое чучело. Все, теперь они уверены, что перепуганный враг крадется к реке, и будут палить по кустам при каждом подозрительном подрагивании листьев.
На этот раз он не стал дожидаться выстрелов, а быстро отполз в сторону. Вжимаясь в мягкий песок, Степан ужом скользил вверх по руслу ручья. Он давно уже облюбовал кукурузную делянку в полусотне метров отсюда. Если добраться туда, то под прикрытием "зеленки" можно будет выйти прямо под стены сараев.
Он не знал, зачем это делает. Но так бывало уже не раз. Гончар не тратил время на объяснение своих поступков. Есть возможность подкрасться ближе? Значит, подкрадемся. А зачем? Там видно будет.
"Хорошая тут кукуруза, — думал он, медленно раздвигая высокие стебли. — Быстро поднялась. Через месяц здесь уже можно будет не ползать, а ходить в полный рост, и никто не увидит".
Новый выстрел прогремел неожиданно близко, и Степан замер. Ему хорошо был знаком звук "спрингфилда". Эта винтовка подала голос с крыши как раз того сарая, к которому приблизился Гончар, и откуда он собирался наблюдать за деревней.
"Неудачно получилось, — подумал он. — Сколько же их тут? Целый взвод? В амбаре четверо стрелков, вот и в сарае еще один обнаружился. А в избах сколько сидят? Осиное гнездо, а не хутор".
Внутри сарая послышалась какая-то возня. Явственно заскрипели перекладины деревянной лестницы, пропела, откидываясь, дверца чердака, и негромкий женский голос спросил:
— Маш, а Маш? Молочка попьешь?
"Вот дура! — возмутился Гончар. — Тут война идет, а она с молочком носится… " До него не сразу дошло, что женщина говорила по-русски.
— Ой, Тонька, чтой-то он не шевелится, — прозвучал в сарае другой женский голос, видимо принадлежавший Маше.
— Пугни еще разок, да бей поближе, тогда небось зашевелится.
Снова грохнул "спрингфилд". Лязгнул затвор, прозвенела гильза, откатившись по деревянному полу.
— Ой, мамочка моя, даже не дрогнул! Ой, Тонька, что теперь будет! Ой, папаша заругает!