Надо было спешить. Надо было обязательно опередить полковника Моргана.
У Горбатого Медведя, как и у любого шайена, были особые счеты с ополченцами из Колорадо.
Белые поселенцы воевали с коренными американцами с того самого времени, когда впервые ступили на континент. Ирокезы, делавары, могикане, населявшие леса на восточных берегах, — они первыми познали на себе мощь и коварство цивилизованных армий. Но жители Великих Равнин до поры до времени оставались в стороне.
В девятнадцатом веке пришла и их очередь. Юты, сиу, моддоки отчаянно сопротивлялись нашествию белых. Но шайены не принимали участия в этих схватках. Этот народ привык уступать притязаниям наглых соседей. Земли хватало на всех, и шайены предпочитали покинуть насиженные места и освоить новые территории, лишь бы не затевать братоубийственных войн. Так, в течение трех веков они и перемещались от Великих Озер до Скалистых гор. Но отсюда отступать было некуда.
Апачи, арапахо, команчи и кайова дрались с белыми уже несколько десятилетий, когда весной 1864 года шайены впервые вступили в войну. В Колорадо началась золотая лихорадка. Тысячи искателей счастья хлынули в Скалистые горы, и губернатор Эванс озаботился безопасностью новых избирателей. Он предложил шайенам вполне приличную цену за их охотничьи угодья. Но индейцам не нужны были деньги. И тогда Эванс объявил им войну. Может быть, он и не решился бы на нее, если бы рядом с ним не было такого человека, как начальник ополчения, полковник Чивингтон, бывший по совместительству протестантским священником.
Чивингтон методично стирал с лица земли каждый индейский поселок, попавшийся на пути его Третьего кавалерийского полка. "Единственный способ договориться с дикарями заключается в том, чтобы уничтожить их полностью", — говорил он. Индейцы попытались сопротивляться, но их отряды были мелкими и разрозненными. Тогда шайены объединились с племенами арапахо и стали действовать крупными бандами. Новая тактика оказалась более эффективной. Ощутимые потери заставили губернатора Эванса пойти на мирные переговоры.
Вождь Черный Котел всегда стремился к мирному сосуществованию с белыми. Он был рад любой возможности прекратить кровопролитие, и подписал мирный договор на условиях, которые могли бы показаться унизительными для многих прочих вождей. Особенно если учесть, что переговоры начались в момент, когда войско шайенов и арапахо уже стояло под стенами Денвера. Еще одно усилие, и от города остались бы одни развалины. Но Черный Котел стремился к миру.
Согласно договору он отвел свои отряды и встал лагерем на реке Сэнд-Крик. Чивингтон прибыл туда немного позже. Выбрав удобный момент, когда большая часть воинов отправилась на охоту, полковник окружил мирный лагерь и приказал уничтожить всех, кто в нем остался, всех до единого. Именно там была произнесена его знаменитая фраза: "Убейте их всех. Нечего плодить вшей".
После артиллерийского обстрела ополченцы ворвались в лагерь. Приказ был выполнен. Вождь Черный Котел вышел навстречу кавалеристам, размахивая звездно-полосатым флагом, но был сражен градом пуль. Ни один ребенок, ни одна женщина, ни один старик не остались в живых. Кавалеристы с триумфом вернулись в Денвер, и горожане осыпали их цветами на улицах.
Многим действия Чивингтона показались излишне жестокими. Но разве не точно так же действовал прославленный генерал Шерман, чья армия весной того же 64-го года прорвалась в беззащитную Флориду? Шерман громил на своем пути фабрики и склады, сельские школы и поместья аристократов, церкви и больницы. Он разрушил тылы южан, и этим обеспечил победу Севера. Террор становился основной тактикой победоносного войска Соединенных Штатов. Так почему бы не применить эффективную тактику против других врагов, не менее опасных, чем Конфедерация?
Известие о резне на Сэнд-Крик распространилось среди индейцев. Чивингтон рассчитывал запугать их, но он ошибся. Война разгорелась с новой силой, и уже ни о каких переговорах не могло быть и речи.
Но теперь ситуация была не та, что год назад. Гражданская война закончилась. В Колорадо были стянуты достаточно большие силы регулярных войск. Армия не могла упустить новую возможность для получения наград и званий, а политиканы — для громких выступлений. Патриоты, расисты и пацифисты — все они использовали войну с одинаковой выгодой для своей карьеры.
Последний крупный отряд шайенов под командой Кривого Ножа насчитывал всего три сотни воинов, и тринадцать тысяч солдат преследовали его в течение шести недель. Когда же дело дошло до последнего боя, и индейцы были перебиты, перед глазами победителей открылась отнюдь не героическая картина. Среди убитых шайенов почти половину составляли женщины и дети. И было видно, что многие матери нарочно поднимали над собой своих младенцев, чтобы те погибли от пуль, но не попали в плен к белым.
С того времени ничего не было слышно о том, чтобы шайены снова на кого-то нападали. Они ушли на юг, в Оклахому, где поселились в резервациях. Правительство снабжало их всем необходимым для того, чтобы индейцы не умирали от голода слишком быстро. Молодые воины, истосковавшиеся по мясу бизона, порой убегали за колючую проволоку, чтобы поохотиться. За ними тут же отправлялся эскадрон кавалеристов, а родичей беглецов сажали в тюрьму как заложников.
Неудивительно, что Горбатый Медведь решил уйти на север. Гончару хотелось поскорее присоединиться к нему.
Но сначала надо было выручать Майвиса.
* * *
Домбровский подошел к нему с картой:
— Я прикинул ваш маршрут. Вот здесь вы пересечете реку и, двигаясь строго на север, дня через три выйдете к дороге. А дальше уже не заблудитесь. На всякий случай запоминайте приметы, чтобы на обратном пути не тратить время. Мне почему-то кажется, что мы еще встретимся здесь.
— Возможно. Рассчитываете задержаться?
— Придется. Князь влюбился в это место. Он уже видит тут русскую колонию, которая скоро превратится в новую губернию.
— А себя видит губернатором?
— Почему бы и нет? Империя обречена. Россия погрязнет в распрях, в пьянстве, в погоне за наживой. Только в колонии можно устроить жизнь по новым порядкам. Здесь поселятся свободные люди, и их дети будут первым поколением русских, не знакомых с рабством. Мы — сеятели, если выразиться языком наших реформаторов. Представляете, какой народ поднимется над этой пашней через два поколения? Сюда не доползет ни один столичный чиновник. И все, от сарая до дворцов, построит здесь свободный человек, а не крепостная вороватая пьянь.
— Свободный человек не строит дворцов.
— Это я в романтическом угаре ляпнул, — рассмеялся Домбровский. — К черту дворцы. Надо строить мосты, прокладывать дороги. Присоединяйтесь к нам. Работы хватит на всех.
— У меня есть работа, — сказал Гончар, садясь в седло. — И пока она не выполнена, я не могу строить планов на будущее.
Он отправился в Ледвилл, ни на секунду не задумавшись, зачем это делает. Ему вообще не хотелось ни о чем думать. Хотелось увидеть Майвиса, хотелось найти Милли. Если тебе хочется есть, ты находишь пищу и ешь, а не размышляешь о том, как это сделать.