— Грудинка готова, сиськи и попки тоже. Девчонки прыгали до потолка, когда узнали, что ты приехал.
Он провел их через зал и открыл дверь кабинета:
— Желаю хорошо отдохнуть.
Стол был накрыт на четверых, и Гончар, прежде чем сесть на плюшевый диван, вопросительно глянул на Тандерса.
— К нам присоединятся мои подружки, — сказал преподобный. — Ведь ты не станешь возражать?
— Мне все равно.
— Вот и отлично. Потому что им-то как раз не все равно, с кем обедать. Приличного человека не так легко встретить, особенно здесь.
— Ты говорил, что после обеда мы пойдем в…
— Да-да, — перебил его Тандерс. — Только не произноси это ужасное слово. Мы пойдем к твоему другу. Открывай вино. Мы с тобой особые гости, и прислуга не будет стоять у нас за спиной.
Вино оказалось легким и терпким. Гончар собирался его только пригубить, но не удержался и залпом осушил бокал. "Как-то странно получается, — подумал он. — В двух кварталах отсюда мой друг сидит в тюремной камере. Моя невеста прячется в горах от грабителей и насильников. А я сижу в уютном кабинете, пью вкусное вино и жду проституток. И мне не хочется никуда уходить, вот что странно".
Негритенок вкатил на тележке целую гору сверкающей посуды. Из-под крышек сочился одуряющий аромат тушеного мяса. Гончар едва дождался, когда Тандерс выложит на его тарелку огромный кусок. Он был готов рвать эту розовую плоть руками и с трудом заставил себя взяться за нож и вилку.
— С тобой нельзя ходить на важные приемы, — сказал преподобный. — Ты ешь слишком быстро. Даже быстрее, чем я. А как раз из-за этого я тоже не бываю на приемах. Туда все приходят сытыми. А я ходил, чтобы пожрать на дармовщинку. В молодости я вечно страдал от голода.
В кабинет бесшумно вошел невысокий седой человек в строгом черном костюме.
— С тех пор ты не изменился, Джек Тандерс, — сказал он.
Преподобный встал, подавая ему руку:
— Привет, старина. Позволь представить тебе моего друга Стивена из Техаса.
— Привет, Стив. Я привык, что меня называют "шериф Дагган". Но для тебя я — Мартин.
— Мартин, у нас к тебе дело, — без предисловий начал Тандерс. — Друг Стивена сидит в твоей кутузке. Когда ты устроишь нам свидание?
— Хоть сейчас.
— Сейчас мы заняты. А вот через пару часов, по дороге к Натали, мы заглянем в твою обитель мрака в печали.
— Хотите занести передачу? Я распоряжусь, на кухне соберут пакет.
— Ты смотришь в корень, старина. Посидишь с нами?
Дагган поморщился:
— С моей язвой? Я уже неделю сижу на отварной рыбе и рисовых котлетах. Извини, но мне больно даже смотреть на ваше вино и жареное мясо. Увидимся в конторе, там и поговорим.
Он вышел. Тандерс наполнил бокалы:
— Выпьем за здоровье наших друзей. За тех, кто сидит в тюрьмах, и за тех, кто в этих тюрьмах работает. Еще неизвестно, кому из них приходится хуже.
— Что он говорил насчет кухни?
— Ты разве не понял? Ведь Мартин — хозяин этого заведения. На шерифское жалованье трудно прожить в городе. А ресторан и пай в игорном доме обеспечат ему спокойную старость. Когда-то мы начинали это дело втроем. Я, Билл и Мартин. Гостиница, ресторан, казино. Все на высшем уровне, не хуже, чем в Мемфисе или Чикаго. Я выдавал идеи и привлекал нужных людей, Билл находил деньги, а Мартин обеспечивал безопасность. Это были золотые семидесятые годы… Скажи, Стивен, в твоей жизни были золотые годы? Чем ты занимался в семидесятых, когда все кинулись в большой бизнес? Земельными спекуляциями? Железными дорогами? Поставками в армию? Или выкачивал денежки из южан?
— У меня была лесопилка. — Гончар задумчиво покачивал бокал, глядя, как пурпурная волна скользит по стеклу. — Я построил ее на пустом месте.
— На пустом месте? Надеюсь, ты не распускал бревна ручной пилой?
— Нет. Я снял паровую машину с затонувшего парохода.
— Гениально. — Тандерс налил себе и поднял бокал. — За паровую машину!
— А потом вокруг лесопилки вырос целый город, — продолжал Гончар. — Я ездил по Дакоте, нарезая земельные участки. Охотился на бизонов и медведей. Растил сыновей. Да, то было золотое время, семидесятые…
— А хочешь, я расскажу тебе про того парня, которого застрелили в Вайоминге? Про Стивена Питерса?
— Расскажи.
Лицо Тандерса покрылось розовыми пятнами. Облизывая губы, он отодвинул тарелку и оперся локтями на стол. "Быстро же его развезло, — беспокойно подумал Степан. — Как бы не отключился. Не пойду же я к шерифу без него. Или пойду?" — Так вот, Стивен Питерс — это Робин Гуд из Небраски. Он грабил богатых и раздавал деньги бедным. Когда-то у него была ферма, но по его земле прошла железная дорога. Он не хотел уходить со своей земли ни за какие деньги, и тогда рельсовые магнаты наняли бандитов. Те напали на ферму Питерса. Он, один, уложил девятерых, но в том бою погибли его мать, жена и оба маленьких сына. Тогда Питерс сам поджег свою ферму и скрылся. С тех пор он начал грабить поезда и банки, принадлежащие той самой железнодорожной компании. И он не оставлял себе ни цента, раздавая все деньги фермерам и каждому встречному, кто был одет победнее.
— Я слышал то же самое про Джессе Джеймса и его братьев, — сказал Гончар.
— Верно, — кивнул Тандерс. — То же говорят и про Сэма Басса, и еще про десяток таких же Робин Гудов. Разница только в том, что Басса уже два года нет в живых. Приятель по имени Джим Мерфи сдал его техасским рейнджерам. Про Джеймса и Питерса только рассказывают, а о Сэме уже поют песни. Не слышал?
— Нет.
— Еще услышишь. Придет время, о нем напишут романы, как про Хоакина Мурьету. Читал "Жизнь и приключения"?
— Я даже газет не читаю.
— Вот это правильно! — Смеясь, Тандерс откупорил новую бутылку. — Газет читать не надо, там сплошное вранье. Но в романах вранья еще больше. Ведь этого Мурьеты на самом-то деле не было. Я знал Джона Риджа, который все это выдумал. Попались ему полицейские сводки по Калифорнии. Весна 1853 года. Некий испано-язычный преступник совершил несколько дерзких ограблений и был убит в перестрелке. Все. Больше никаких данных. Что делает Ридж? Он берет самую распространенную на калифорнийских приисках мексиканскую фамилию. Там каждый третий был Мурьета. Затем Ридж дает своему детищу стартовый капитал в виде трагической предыстории. Гнусные англоязычные старатели насилуют невесту Мурьеты, вешают его брата, а самого героя избивают до полусмерти. Очнувшись, он начинает мстить. Месть — весьма привлекательный мотив для любого преступления. Читатель простит герою-мстителю любую жестокость, потому что сам ставит себя на его место. Но при этом Мурьета сохраняет гуманность и благородство, поэтому его любят все, с кем он встречается на своем кровавом пути. Вот такая замечательная книжка. Ридж был уверен, что она будет хорошо продаваться, особенно на Востоке, и не ошибся.