Квартира нашлась неожиданно легко, и даже оказалась весьма приличной с минимальным набором всего самого необходимого в придачу к метрам жилой площади. В ней и коротал ночные часы Севастьянов, раскачиваясь на колченогом табурете, перед грязным, изрезанным ножом кухонным столом. "Коротал ночные часы" здесь не случайная метафора, со дня визита к Маркухину (он даже в уме не позволял себе произнести слово — убийство) Севастьянов спал урывками не больше десятка этих самых часов. И то не спал, а дремал поминутно вздрагивая и просыпаясь где-нибудь на сиденье колесящего по городу троллейбуса, или в вагоне метро, сваленный с ног непомерной усталостью. Ночью же сон бежал от него, точнее он сам не решался сомкнуть глаз, зная, что тут же перенесется в ту самую ванную комнату, заляпанную подсыхающей кровью, где из зеркала злорадно скалится Мститель. Теперь он и к зеркалам относился с изрядной опаской. Все казалось ему, что стоит пристальнее вглядеться в прозрачную амальгаму, как с ее поверхности вновь глянет он, чужой и страшный, живущий где-то внутри его самого, в невозможном и непонятном зазеркалье. Даже элементарное бритье в последнее время превратилось в немалый подвиг, требующий мобилизации всех душевных сил.
Севастьянов явственно ощущал, что сходит с ума. Голова была постоянно больной и тяжелой, перед глазами то и дело плыли радужные круги горячечного бреда. Но Севастьянов не сдавался, то и дело глотая из железной кружки, найденной здесь же в буфете остывший дегтярно-черный кофе. В первую ночь он думал, что лучше, чем кофе поможет алкоголь… Но с тех пор уже не был так наивен. Припадок самой натуральной истерики, осложненный вполне явственными галлюцинациями, вызванными непомерной дозой водки, проглоченной практически без закуски, научил его многому. Больше он не пытался прибегать к традиционным формам преодоления стрессов. Нет уж, увольте, чаек, только чаек, как говаривал, бывало вождь мировой революции. Точнее кофе. Крепкий черный кофе без сахара, пусть ненадолго, но прочищающий мозг, возвращающий способность связно мыслить.
А способность здраво рассуждать нужна была ему сейчас как никогда. Что ни говори, а задуманная операция самым натуральным образом зашла в тупик. Достать Громова не получалось. Почему-то находясь за тысячу километров от промозглого осеннего Киева, Севастьянов думал, что все образуется само собой, намеченные жертвы будут покорно ждать своей судьбы, и главная сложность состоит в том, чтобы суметь достать и незаметно провезти через границу оружие. В принципе эпизод с Маркухиным наглядно продемонстрировал его кажущуюся правоту. Но уже со следующим предателем схема дала сбой. Просто заявиться на квартиру Грома оказалось нереальной задачей. Можно конечно созвониться с ним по любезно предоставленному фээсбэшниками мобильному телефону, договориться о встрече… Вот только в этом случае будет начисто утрачен единственный на данный момент козырь в рукаве, то маленькое преимущество, которым он пока обладает — внезапность. Да и то сказать, очень большой вопрос, обладает ли… Кто знает в каких отношениях был Гром с покойным Маркухиным? В курсе он уже его трагической гибели, и если нет, то как скоро узнает о случившемся? Судя по тому что всего несколько месяцев назад эти двое вместе были на войне, логично предположить, что и после выполнения боевых задач они продолжали поддерживать тесную связь… Связь… Вот именно… Сможет ли Гром с ходу связать появление на горизонте бывшего однополчанина с гибелью другого сослуживца? Вопросы, вопросы…
Еще один глоток из кружки растекся вязкой горечью по горлу. Черт, почему не догадался купить себе пачку рафинада? Ближайший продовольственный магазин располагался меньше чем в квартале и даже был виден в окно, но выходить из дома ради такой мелочи не хотелось. Придется теперь давиться несладким кофе… Нет, с Громом все должно быть максимально просчитано, это не безобидный Маркухин, этот зверь не напрягаясь порвет любого покусившегося на его жизнь. И раньше таким был, и теперь, похоже, не сильно изменился, раз сумел отвоевать себе место в криминальном мире. Знать бы еще, что именно потянуло тебя в Грузию? Какие-такие интересы заставили бросить налаженную жизнь и мчаться сломя голову в чужую страну, воевать за чужих тебе людей… Вопросы, вопросы…
Снова кофейная горечь обжигает язык, противно скрипит на зубах труха размолотых зерен. Процедить напиток нечем и вязкая гуща заглатывается из кружки жадными воспаленными губами вместе с ароматной жидкостью.
Гришко… Анастасия Гришко… Сначала имя рождается в мозгу простым бессмысленным звуком. Просто вертится в пустоте, как буквенная заставка на перешедшем в режим ожидания компьютерном мониторе. Севастьянов недоуменно наблюдает за дурацкими эволюциями букв, складывающихся в два ничего не значащих слова. Анастасия Гришко… Что-то знакомое мелькает на самой периферии памяти, что-то важное, но благополучно забытое и упущенное пытается пробиться наружу, сквозь туманную пелену. Гришко… Гришко… Анастасия… Кто это? Женщина… Ясно, что не мужчина! Откуда в памяти это имя? Кто эта женщина, чем важна? Плывущий в багровой пелене мозг отказывается работать в полную силу, отказывается вспоминать, не хочет искать ответы, не хочет лишнего напряжения… И все-таки, откуда в нем засело это нелепое сочетание букв? Кто его произнес первый раз? Плывет в ушах вкрадчивый голос фээсбэшного генерала, молодая стройная женщина с холодным высокомерным лицом потомственной аристократки, изящно сгибаясь садится в сверкающую лаком иномарку. Швейцар в попугайской помпезной ливрее услужливо придерживает дверцу, почти загораживая женщину от объектива камеры. Упругий щелчок мыши и на мониторе меняется кадр. Теперь та же женщина находится в театральной ложе, вечернее платье оголяет декольте и молочно-белые плечи. Женщина расслабленно откинулась в мягком кресле, на лице скука и привычное аристократическое высокомерие. Еще щелчок мыши, еще… Стоп! Анастасия Гришко — украинская дама полусвета, куртизанка и охотница за миллионными состояниями местных олигархов. По совместительству любовница Валерия Громова, коммерсанта, бандита по прозвищу Гром, офицера запаса, предателя и убийцы…
Кровь начинает возбужденно барабанить в виски. Севастьянов еще ничего не сообразил, не понял, но в груди уже пульсирует радостное предвкушение. Похоже решение найдено, по-крайней мере принципиально оформлено, осталось только додумать детали. Ведь любого мужчину всегда можно взять через женщину. Любого можно взять через тех кто ему дорог, через тех, к кому он привязан. Неуязвимы только полные одиночки. А Гром, к счастью для мстителя, уже не один.
Модерновое здание сплошь из стекла и бетона он опознал еще издали. Уж больно оно не вязалось своим внешним обликом с тихой улочкой из старых потертых домов постройки прошлого века, выламывалось из общего ряда вычурной нездешней формой. Устраняя последние сомнения над входом ярко полыхали, переливались неоновой радугой гигантские буквы: "Рю де Франсе". Да, да, именно так надпись и выглядела — французские слова, написанные русскими буквами практически в центре столицы независимой Украины. Полный сюрреализм, хотя на просторах бывшего СССР теперь можно повстречать и не такое. Севастьянов неприязненно дернул щекой, мысль отчего-то показалась горькой на вкус, неприятной. Он даже головой мотнул стараясь ее отогнать побыстрее, заменить на другие, холодные и взвешенные, конструктивные, те, что должны помочь сделать то, зачем он сюда пришел. Ведь шел чисто по наитию, не имея в голове ни одного, пусть даже самого завалящего плана, даже приблизительной схемы действий не выработал. Хотя и мудрено было бы, если учитывать тот объем информации, которым он обладал.