— Живой?
Он поспешно закивал, хотя вовсе не был в этом до конца уверен.
— Хорошо. Тогда ноги в руки и айда за нами. Ну, быстрее! Не тормози!
Какое-то время его просто волокли по загаженным подворотням, проходным дворам, нескончаемому лабиринту дворов-колодцев, трущоб, заборов и тупиков. Потом он, немного придя в себя, уже бежал сам, бежал, превозмогая нещадное колотье в боку, жадно хватая воздух распяленным ртом, стараясь не отстать от пыхтящих впереди бритоголовых.
Остановились неожиданно, как раз в тот самый момент, когда Вовка уже всерьез думал, что больше не выдержит, этого стремительного бега с препятствиями по грязным задворкам, о существовании которых он даже не подозревал до сегодняшнего дня. Оба бритых тоже запалено дышали, видно и им пробежка далась нелегко.
— Пику скинул? — сдавленно прохрипел тот, что повыше.
— Обижаешь, начальник, — ухмыльнулся в ответ Шрам. — Давно уже.
Высокий тоже расплылся в улыбке, демонстрируя ряд металлических коронок на месте передних зубов. Переминавшегося с ноги на ногу рядом с ними Вовку они будто бы вовсе не замечали. Наконец железнозубый повернулся к нему, проехался жесткой пятерней по волосам.
— Спасибо, малой. Если бы ты чертям в ноги не кинулся, не знаю, что и было бы. Не заметили мы их вовремя, думали этот черножопый один куражился. Самостоятельно.
— Молодца, братишка, с нас при случае сто грамм и пончик, — поддержал товарища Шрам, криво улыбаясь одной половиной лица.
Вовка только теперь рассмотрел, какая у него кривая и неестественная улыбка. Располосованная бугристым, плохо сросшимся рубцом левая щека оставалась совершенно неподвижной, и лишь правый уголок рта полз вверх, превращая лицо в перекошенную гротескную маску. По идее это должно было смотреться отталкивающе и уродливо, но видимо из-за тепло глянувших на него больших серых глаз, опушенных неожиданно длинными, как у девушки ресницами, улыбка показалась ему доброй и открытой. Видимо поэтому, когда железнозубый, еще раз потрепал его по волосам и, кивнув на прощание мол, бывай, брат, развернулся, собираясь уходить, Вовка, набрался смелости уцепить того, что со шрамом за руку. Парень недоуменно обернулся, и Вовка, торопясь, пока тот не отмахнулся от него как от надоедливой мухи, захлебываясь от волнения выпалил:
— Ребята, а вы кто? Я тоже хочу, так как вы… С вами… То есть, я хотел сказать…
Он замолчал, не умея выразить словами теснившиеся в груди чувства, боясь, что ошибся и все не так понял, но вместе с тем надеясь, что все это неслучайно, что наконец-то обрел единомышленников. Шрам несколько секунд внимательно вглядывался в его раскрасневшееся лицо, а потом, повернувшись к своему товарищу, нерешительно произнес:
— Слышь, Кастет, а паренек-то похоже стоящий… Как думаешь? Нам молодая поросль нужна… Смену себе растить надо…
Вовка с надеждой глянул в мрачное оценивающее лицо железнозубого Кастета. Тот укоризненно качнул головой:
— Вот всегда ты так, Меченый, так и норовишь кого-нибудь на улице подобрать, да на груди пригреть. Только думать же надо, это тебе не котенок бездомный, а человек, пусть маленький еще, да глупый. Но человек со своими мыслями, желаниями и идеями, а ты его уже норовишь к нам записать. Так это только в пионеры всех подряд одним чохом принимали, а тут личное осознание требуется, желание и понимание…
— У меня есть, — затараторил, торопясь убедить железнозубого Вовка. — У меня есть желание, есть понимание… Я с вами хочу…
Больше всего на свете он боялся, что эти двое сильных взрослых парней сейчас развернуться и бесследно исчезнут из его жизни, потому был готов буквально на все лишь бы они признали его право быть рядом с ними. В конце концов, разве не он так мужественно помог им только что справиться с кавказцами. Они сами говорили, что без него бы не обошлись. Так чего же они теперь раздумывают, а этот самый Кастет вообще смотрит подозрительно, будто на врага?
— Чего ты с нами хочешь? — устало вздохнул железнозубый. — Сам не знаешь о чем речь, а туда же, возьмите меня, я хочу… Куда ты хочешь?
— Я это… Ну… — Вовка еще раз оценил черные футболки парней, красноречивую надпись «Я — русский» у Меченого и более непонятную, но тоже будящую в воображении какие-то смутные ассоциации, «Нет цветным революциям» у Кастета, и наконец, решившись выпалил: — Я хочу защищать русских, за Русь, за страну! Только я не знаю, что делать… Возьмите меня к себе, я не подведу, правда!
— Слыхал, Кастет? — мотнул головой Меченый. — Я же говорю, наш парень. Я своих нутром чую.
— Да уж, на ментовскую прокладку вроде не похож, хотя кто знает… — все так же угрюмо протянул Кастет, но в глубине его нарочито строгих глаз уже плясали ясно видимые Вовке веселые огоньки. — Ладно, малой, считай, уговорил. Диктуй контактный телефон, я тебе на днях позвоню. Там все и решим.
Замирая от счастья, Вовка продиктовал телефонный номер, Кастет деловито записал его на извлеченный из кармана джинсов потертый дешевый мобильник и удовлетворенно кивнул:
— Ну, бывай, молодой, до связи!
Вовка потянул было новым знакомым руку для прощального мужского пожатия, в эту минуту он сам себе казался взрослым и солидным, потому такой жест по его пониманию как нельзя соответствовал моменту. Однако ближе к нему стоявший Меченый с усмешкой отстранил его ладонь и пожал локоть.
— Привыкай, молодой, у нас здороваться и прощаться принято только таким образом.
Удивленный Вовка перечить не посмел и неловко перехватил под локтем протянутую руку Кастета, вызвав взрыв доброжелательного смеха.
— Ничего еще научишься, будет случай!
Кастет позвонил только через два дня, и все это время Вовка провел будто на иголках в ожидании его звонка, удивляя родителей, первым бросался к телефону, уходя из дома, строго наказывал обязательно поднимать трубку и если его будут спрашивать точно записать все что скажет позвонивший. И вот, наконец, свершилось. Он сразу узнал железнозубого по голосу, и от первых же его слов сердце ухнуло куда-то вниз, провалившись в желудок, Вовка и сам не ожидал, что так сильно разволнуется. Он едва мог связно говорить, постоянно заикался и переспрашивал, чем вскоре довел собеседника до настоящего раздражения.
— Короче, записывай адрес, подъедешь, там и пообщаемся, — отрезал в конце концов Кастет и продиктовав улицу и номер дома повесил трубку.
К месту встречи Вовка летел как на крыльях, ничуть не заботясь о том, что внезапная поездка на другой конец города полностью срывает его весьма плотный жизненный график. Оно и понятно, в конец обрыдшие уже занятия в музыкальной школе, по важности и эмоциональной насыщенности не шли ни в какое сравнение с предстоящей встречей. «Подумаешь, ну совру завтра что-нибудь!» — окончательно решил он для себя возникшую проблему и тут же позабыл о ней, захваченный предвкушением ждущего впереди эпохального события.
Кастет ждал его во дворе старой облезшей четырехэтажной хрущевки с неряшливыми, завешанными стираным бельем балконами и мутными от пыльной грязи окнами. Он сидел на покосившейся лавочке у подъезда и вполне мирно пыхтел сигаретой. Сегодня в облике защитника Руси не было ничего героического и угрожающего, самый обычный парень, каких полно в любом московском дворе. Даже бритый наголо череп не смотрелся чем-то выдающимся на фоне простецкого спортивного костюма и домашних тапочек на босу ногу. Просто молодой бездельник вышедший покурить в свое удовольствие перед подъездом, подышать свежим воздухом пополам с никотином. Однако Вовку мирный облик его визави обмануть уже не мог. Видели совсем в других ситуациях! Подойдя, он, еще чуть робея, протянул для приветствия руку, тем самым опробованным в прошлый раз способом, и Кастет привычным жестом пожал ему локоть, мимоходом похвалив: