Первого из нападавших он встретил ударом тяжелого ботинка в колено, а когда тот согнулся от боли, добавил другой ногой ему точно в лицо. Со вторым пришлось повозиться подольше. Ливанец оказался быстрым и вертким и трижды умудрялся увернуться от размашистых ударов пьяного Фашиста, но, в конце концов, и он сделал ошибку, позволив наемнику схватить себя за рукав. Фашист ловко подсел под напирающего противника, потом резко распрямился, и вот араб уже с маху шмякнулся о булыжники мостовой. Коротким пинком в горло наемник успокоил его окончательно. Улица звенела криками, громыхала топотом десятков ног. Подняв глаза, Фашист с удивлением обнаружил, что зажат в плотном кольце весьма недружелюбно настроенных людей, большинство их них составляли, конечно, зеваки и случайные прохожие, но некоторые из присутствующих настроены были весьма и весьма решительно. А у двоих или троих даже мелькнули в руках узкие ливанские ножи.
— А, обезьян еще прибыло! — свирепо вращая глазами, взвыл Фашист. — Ну, давайте! Подходите! Можно всем вместе, если по одному страшно! Сейчас я вам покажу, что значит сила белого человека! Wait power! Слышите, недоноски?! Wait power!
Толпа, уступая ярости его напора, отшатнулась было, словно отливная волна, но тут из задних рядов, кто-то тоненько крикнул:
— Убейте гяура, правоверные! Убейте его! Это такие, как он бомбят наши города! Это они убивают наших братьев! Смерть неверным!
И подчиняясь этому призыву, передние ряды вновь качнулись вперед, угрожающе ворча. Фашист оскалился, щелкая зубами, крутясь юлой во все стороны, как окруженный охотничьими собаками волк.
Услышав под окном шум драки и яростные крики, различив в общем хоре голос напарника, Волк подскочил в кресле, как ужаленный. Заплетающиеся после выпитого ноги слушались плохо, путаясь в мягком устилающем пол ковре. Но он все-таки справился, доковылял до выхода из номера, и, подцепив висящий на вешалке автомат, вывалился в длинный гостиничный коридор. Дважды упав, он все же скатился по лестнице, и, оттолкнув бросившегося ему на помощь портье, вывалился во вращающиеся двери.
Улица была буквально запружена ливанцами, густой толпой обступившими что-то или кого-то слева от входа. Из середины толпы доносились глухие звуки ударов, азартные выкрики, и натужные всхрипы. Фашиста нигде не было видно. Волк удивленно закрутил головой, соображая, куда же мог деться напарник и с медленно нарастающим ужасом, осознавая, что же могла делать тут эта вдруг собравшаяся в одночасье под окнами толпа.
— Назад! — заревел он во всю силу своих легких, передергивая затвор автомата. — Назад, уроды! Р-разойдись!
Однако никакого действия на разгоряченных кровью ливанцев его вопли не возымели. Лишь несколько человек, с самого края, покосились на него, и тут же опять отвернулись, пытаясь протиснуться к центру бурлящего людского водоворота.
— Ах, ты! — грязно выругавшись, Волк вскинул автомат.
Ствол плясал в его нетвердых руках, и простучавшая длинная очередь широким веером пришлась по стенам окружающих домов. Зазвенело выбитое шальной пулей стекло. Людское мельтешение разом прекратилось. Ливанцы испуганно приседали, разворачивались в сторону покачивающегося на ступеньках гостиничного крыльца европейца.
— Назад, я сказал, курвины дети! — орал, надсаживая связки Волк. — Разойдись!
Толпа замерла в нерешительности, со страхом и злобой рассматривая стоящего перед ней очередного гяура, сотни сочащихся чистой незамутненной ненавистью глаз внимательно следили за Волком. Момент был переломным, найдись сейчас среди толпы способный повести ее за собой вожак, тот, кто просто рявкнул бы одно только слово: «Вперед!», и разъяренные ливанцы Волка просто бы разорвали, и автомат бы не помог. Но на счастье наемника, заводил, готовых взять на себя руководство народной массой вовремя не нашлось.
— Всех положу, уроды! — взревел Волк, вновь нажимая на спуск.
Рука дрогнула, и автоматный ствол стремительно повело вниз. Пули ударили прямо под ноги людям, зазвенели свирепыми рикошетами, брызнули по толпе отколотой каменной крошкой. Кто-то присел, закрывая голову руками, кто-то отчаянно завизжал, кто-то бросился прочь. Еще недавно единая, свирепая, готовая к бою и разрушению людская масса стремительно превращалась в перепуганное стадо. Еще минута и улица перед наемником полностью опустела, открыв его глазам растерзанное тело напарника. Фашист лежал в луже крови, раскинувшись навзничь, заплывшее лицо было разбито до неузнаваемости, грудная клетка страшным ударом проломлена и вмята внутрь, из сломанной в локте руки бесстыдно торчал сахарно-белый обломок кости.
Пошатываясь на неверных, подгибающихся на каждом шагу ногах, Волк подошел к напарнику, уронил, звякнувший о камни автомат, опустился на колени. Долго всматривался в застывшее неподвижное лицо, в остекленевшие мертвые глаза, шептал, что-то неслышное, мерно раскачиваясь из стороны в сторону. По морщинистым щекам наемника, чертя мокрые дорожки, крупными каплями ползли слезы. Где-то далеко истошно выли, перекликаясь друг с другом сирены спешащих к гостинице полицейских машин.
Сирийско-ливанская граница вовсе не похожа на ту классическую границу, которая возникает в воображении, когда кто-нибудь произносит это овеянное романтикой слово. Нет здесь ни пограничных столбов, ни многокилометровых контрольно-следовых полос между рядами колючей проволоки. Днем с огнем не найти классического пограничника с верным другом, служебным псом на длинном поводке. Вообще эту воображаемую линию разделяющую два государства вполне можно пересечь даже этого не заметив, что по одну ее сторону, что по другую тянуться те же самые холмы с пологими склонами и плоскими вершинами покрытые редкой побуревшей на солнце растительностью. Изредка вековой покой холмистой равнины нарушит рокот патрульного вертолета пограничной службы, или пропылит, перепрыгивая через кочки пара военных джипов с грозно вздернутыми вверх стволами турельных пулеметов. Но это бывает крайне редко, не от кого охранять здесь границу. Дружат между собой сопредельные государства. С редкостным взаимопониманием обращаются друг к другу за военной и экономической помощью, ведут совместные программы, в общем, живут, душа в душу. Оттого и граница полностью прозрачная, просто рай для контрабандистов. Вот только и контрабандистов в здешних краях не водится, по-крайней мере тех, кто через границу тайком крадется, с вьюком запрещенных товаров за плечами. Здесь по обе стороны живут люди солидные, уважаемые, те, что ноги бить по тайным тропам не желают, они через пограничные посты на современных асфальтированных дорогах спокойно ездят, а товары свои гружеными фурами гоняют: оружие в один конец, наркотики с подпольных заводов «Хизбаллы» в другой. Взаимовыгодный бартер получается. Платят, конечно, коммерсанты кому следует, но не столько в этом даже дело. Пришел бы сверху приказ пограничникам глаза на этих деятелей не закрывать, никакие деньги бы не помогли. Но нет такого приказа, и не будет никогда. Дружат два государства, рука об руку идут к сияющему торжеству ислама во всем мире.
Потому и маленький конвой с двумя десятками ПЗРК, не скрываясь, подполз прямо к будке с полосатым шлагбаумом и развевающимся под порывами налетавшего ветра сирийским флагом. Тут об их появлении, похоже, были предупреждены загодя. Пограничник, не подходя к притормозившему в нескольких метрах от него внедорожнику, потянул вверх шлагбаум, жестом руки предлагая проезжать на нейтральную территорию. Мотя, сидевший за рулем, вымученно улыбнувшись бдительному стражу границы, тронул машину с места. Важно переваливаясь, черная громада внедорожника плавно въехала под шлагбаум, покидая сирийскую территорию. Пограничник, отсалютовав на прощание сидевшим в кабинах «мистааравим» лениво побрел назад к своей будке, остальное его уже не касалось.