Парень заскулил, но тут в барак вошла Полли, держа перед собой клещи с пылающим малиновым клином. Старик бесцеремонно столкнул Кирилла с табурета и согнул обрезанную руку в локте, а Полли сноровисто приложила клин к срезу, из которого хлестала тонкими струйками кровь. Рана зашипела, а парень пронзительно вскрикнул и сразу затих.

— Держи ее так, — скомандовал старик, и Кирилл стал на колени перед табуретом, на который опиралась локтем рука парня. Рана, с белой костью посередине, дымилась прямо у него перед носом.

Старик ловко обмотал культю длинной белоснежной тряпкой и бережно уложил руку на грудь раненого. Тот дышал прерывисто и часто, и его закрытые глаза напряженно жмурились.

— Поздно он нас позвал, — покачал головой старик. — Чего ждал? Вот и остался без руки. Ну да ничего, выкарабкается — как-нибудь. Увезем его. Похоже, за ним никто не вернется. Что у него там было?

Полли присела на корточки над отрезанной кистью, валяющейся в луже крови и перевернула ее остывающим клином, с любопытством разглядывая рану.

— Пуля. Застряла в мякоти у запястья. Его счастье, что пуля маленькая.

— Маленькие пули тоже убивают, — сказал старик, укладывая в сумку свой нож. — Но мальчишку, похоже, хотели только ранить. Кто-то хотел его просто напугать.

— Или выбить ружье у него из рук, — сказал Кирилл.

Он подумал, что, когда парень очнется, его надо будет о многом спросить. Например, где и когда его ранило? Не тогда ли, когда он клеймил украденных бычков? И не подскажет ли он, кто его послал на такое опасное дело? Много вопросов приготовил Кирилл, собираясь неотлучно дежурить у постели больного… Но старик рассудил по-своему.

Из жердей, одеяла и тюфяка они соорудили волокушу и на ней увезли раненого. Старик не разговаривал с Кириллом. Только вернувшись в деревню, он проговорил нехотя, глядя в сторону:

— На этой же волокуше отвезешь своего друга туда, куда вы направлялись. Я не спрашиваю — куда. Мне это незачем знать. И имен ваших я не знаю. Когда меня будет расспрашивать шериф, я расскажу все, как было. Твой друг скоро встанет на ноги. Постарайтесь убраться подальше отсюда. Возвращайтесь в Техас.

— Спасибо за все, — сказал Кирилл. — Могу я узнать, что вы намерены делать с этим парнем?

— Я его вылечу.

— Сначала покажите его шерифу, — посоветовал Кирилл. — Может быть, он сбережет ваши лекарства. Вряд ли стоит их тратить на того, по кому плачет виселица.

Старик бросил на него суровый взгляд из-под кустистых бровей.

— Виселица плачет по убийцам.

— Иногда вешают и скотокрадов.

— Лучше позаботься о своей шее. И забудь дорогу к нашему дому.

5

Когда-то Томас Мерфи соблазнился разговорами о золоте, найденном в Нью-Мексико.

На прииске, куда он добрался, его поначалу поражали местные нравы. Здесь не было воровства. Можно было спокойно оставить в незапертой хижине намытое золото и уйти работать на участок. Бывало, что пропадали инструменты, или вдруг исчезала одна упаковка галет из ящика, но воровства не было. Не было ни драк, ни ссор, потому что на это просто не оставалось времени. Каждый час работы приносил старателю прибыль — иногда десять центов, порой — десять долларов. И люди проводили чуть не круглые сутки на своих участках.

Когда же вдруг обнаружилось, что какой-то новичок украл у соседа деньги, сорок два доллара, было немедленно созвано общее собрание, на которое, впрочем, пришли не все. Томаса Мерфи избрали судьей, потому что он был самым высоким и сильным. И он, выслушав обе стороны, постановил всыпать воришке сорок два удара плетью по голой спине. Приговор был единогласно одобрен собранием и тут же приведен в исполнение. Весь юридический процесс занял не больше часа, и удовлетворенные старатели разбрелись по участкам.

В следующий раз Томаса Мерфи отвлекли от работы по более серьезному делу. На соседнем прииске возник спор из-за воды. Чтобы намывать больше золота, старатели давно отказались от кастрюлек и лотков, и уже не работали в одиночку. Шесть-восемь человек объединялись и строили промывочный желоб, к которому нужно было подвести воду через систему рвов и канав. Но где взять столько воды в засушливом Нью-Мексико? Естественно, тот, чей участок располагался у самого источника, был в более выгодном положении. Те же, кто оказался ниже по течению, страдали от нехватки воды. Но разве вода не была общим достоянием, так же, как воздух?

Чтобы их рассудить, и был вызван самый высокий, самый сильный и самый рассудительный старатель с соседнего прииска. Томасу Мерфи пообещали даже заплатить десять долларов за время, потраченное на процесс, независимо от его решения. Он посоветовался с компаньонами и отправился к соседям. Его приговор был простым и понятным. Воздух — это всего лишь воздух, а вода — это инструмент. Человек, первым дошедший до источника и застолбивший его, имел право на всю воду. Просто потому, что он первый.

При голосовании выяснилось, что «право первого» поддерживают даже те, кто сам пострадал от оного. Ведь рано или поздно все они покинут этот прииск и отправятся дальше. И там-то каждый постарается стать первым и вовсю использовать свой приоритет.

Нашелся только один несговорчивый смутьян, который начал вопить, что судья подкуплен, что он продал свой вердикт за десять долларов. Его пытались образумить, но он выхватил револьвер. Томас Мерфи, не сходя с судейской телеги, засадил ему пулю в плечо. В левое, чтобы парень не утратил трудоспособности. И собрание вновь признало его решение справедливым.

Когда прииски перестали приносить достаточно золота, старатели подались на новые земли, в Оклахому, чтобы использовать свои навыки и инструменты для добычи угля. Томас Мерфи ушел из Нью-Мексико вместе со всеми, но ему не пришлось махать кайлом или катать тяжелую тачку. Шахтеры единодушно избрали его шерифом.

Он набрал верных помощников и принялся ретиво исполнять новые обязанности, сполна отрабатывая жалованье, которое выплачивала ему горнорудная компания. Как только случилось первое нападение на дилижанс, шериф Мерфи успел схватить грабителей раньше, чем те смогли пересчитать добычу. Он угадал, куда отправятся злоумышленники, и отыскал их логово. Шестеро его помощников окружили неприметную тростниковую хижину и по команде шерифа открыли ураганный огонь из карабинов. Злодеев зарыли там же, хижину сожгли, а награбленное вернули счастливым горожанам. Все были довольны исходом дела. Все, кроме судьи Бенсона.

«Шериф должен ловить преступников, а не убивать их», — сказал Бенсон, услышав об этом случае от посетителей салуна.

С точки зрения юстиции судья Бенсон был подлинным самозванцем. Все знали, что он способен разобраться в любом, даже самом запутанном споре. Но никто уже не помнил, с каких пор хозяина салуна «Бенсон из Ричмонда» стали называть судьей. И никто не знал, в каком году появился его салун на перекрестке степных дорог.

Не одна сотня фургонов проскрипела мимо высокого крыльца, и не каждый из гостей был способен расплатиться звонкой монетой. Кто-то выпивал в долг, чтобы рассчитаться на обратном пути из Калифорнии — но из Калифорнии редко возвращаются… А кто-то оставлял в салуне вещи, ставшие вдруг обременительными.