Отсюда они увидели просторный двор. Лишь одна лошадь стояла под навесом у длинной коновязи. Капитан поднял два пальца и показал на пристройку, откуда доносились невнятные голоса. «Там — двое, — понял ротмистр, следя за жестикуляцией Орлова. — А здесь, под нами, трое. И еще один там же. Но ниже. Как это, ниже? Ага, в подвале!»

Он кивнул и постучал пальцем по лезвию ножа.

Орлов скосил глаза в сторону пристройки и провел ладонью по горлу.

Ротмистр постарался придать лицу вопросительное выражение и показал капитану два пальца. «Обоих?»

Орлов слегка развел руками и нахмурился. «А что прикажете делать, Сергей Андреевич? Мазурку с ними плясать? Да, обоих, тихо и быстро. На то вам и клинок вручен. Но если вы испытываете некоторое неудобство, то…»

Бурко выставил вперед ладонь:

«Не извольте беспокоиться, ваше благородие. Все уладим в лучшем виде».

Он попробовал обоюдоострое лезвие ногтем и остался доволен. Приказы не обсуждаются. Двоих так двоих. Ножом так ножом. Тем более — таким. Ему бы добавить перекрестье между рукоятью и клинком, и вышел бы натуральный кинжал. Сужающееся лезвие в две ладони длиной не оставляло противнику никаких надежд. И прямой удар, и рубящий будут одинаково смертельны. Если, конечно, не промахнуться. «Не промахнусь», — подумал ротмистр. Он вытер ладонь и поудобнее перехватил плоскую костяную рукоять.

Капитан вдруг схватил его за плечо и потянул вниз. Они прижались к разогретой черепице. Ворота внизу затряслись от настойчивых ударов.

— Иду, иду! — послышался голос из пристройки.

— Давай живее, Джерико не будет ждать!

Двор наполнился шумом шагов и голосами — и голосов было много, слишком много.

— Поднимайте его скорее!

— Где фургон? Чего сюда не подогнали? На руках его понесем, что ли?

— А он не загнулся? За дохлятину цена-то пониже…

— Живой, гад!

Ротмистр едва приподнял голову, чтобы хотя бы краем глаза осмотреть двор.

— Сколько? — прошептал капитан.

Трое стояли у открытых ворот, остальные суетились под стенами дома, и Бурко не мог их видеть. Но по голосам насчитал четверых.

— Не больше десяти, — ответил он.

Капитан протянул ладонь, и ротмистр вернул ему нож, который тут же отправился обратно за голенище и исчез там. Бурко взялся за револьвер, висевший на шнурке. Орлов уже держал в каждой руке по кольту.

— Не получилось тихо — вам же хуже, — проговорил он. — Готов, Сережа?

— Как я узнаю нашего?

— Бей всех, кто стоит на ногах. Не ошибешься.

— У ворот — мои, — предупредил Бурко.

— Тебе и начинать.

Ротмистр поправил оружейный пояс, перетянув кобуру со спины на живот, и встал во весь рост. Теперь ему был виден почти весь двор. Прямо под собой он обнаружил двуколку, стоящую дышлом вниз, и порадовался тому, что не придется сигать с крыши на землю.

Трое у ворот увидели его. Но почему-то даже не потянулись к оружию. Наверно, просто не успели. Ему казалось, что все вокруг стали двигаться медленно, будто мухи, вязнущие в патоке. Револьвер вдруг утратил тяжесть и словно слился с рукой. Бурко даже не замечал, что стреляет. Он только наводил ствол на мишень — и она вдруг падала. В грохоте выстрелов он отчетливо расслышал, как заскрипела двуколка, когда он на нее спрыгнул. Он видел и то, как кувыркается в воздухе гильза, вылетевшая из затвора винчестера — но вот винчестер упал, и тот, кто стрелял из него, стал безопасен, и к нему можно было повернуться спиной. Бурко не стал перезаряжаться, револьвер остался болтаться на шнурке, а он выхватил кольт из кобуры и стал бить по тем, кто появился в проеме распахнутых ворот. За спиной трещали выстрелы, и он понимал, что это работает капитан, и не оборачивался.

— Есть! — крикнул Орлов. — Ворота на засов!

— А уйти?

— На засов, мать твою!!!

Бурко схватился разом за обе створки и, поднатужившись, соединил их. Тяжелый стальной засов сам собой упал в гнезда, и ротмистр обмотал его цепью, и только потом оглянулся.

Орлов стоял на коленях, склонившись над человеком, что лежал у порога дома. Вокруг валялись бандиты. Один из них, привалившись спиной к стене, хлопал рукой по песку, пытаясь дотянуться до винтовки. Ротмистр, пробегая мимо него, поднял винтовку и с размаху рубанул прикладом по шее. Хрустнули позвонки, и бандит завалился набок.

— Дальше-то что? — спросил Бурко, обводя двор взглядом. — Эх, Паша, ушли бы, за милую душу ушли бы!

— Куда? С ним-то? — Орлов вытер посеревшее лицо раненого, держа его голову у себя на коленях, и заговорил по-английски: — Шон, это я! Эй, Шон, хватит спать!

— Вот черт… — проговорил тот, открывая глаза. — Опять то же самое. Опять могила. И черти уже тащили меня в котел. Ты очень вовремя вернулся, Пол.

Бурко носился по двору, сгребая оружие и патронташи. Надо было приготовиться к осаде. И прежде всего — позаботиться о тылах. Никто не станет ломиться в ворота, они полезут через забор, или попытаются забраться со стороны канавы, или еще что-нибудь придумают. Он принялся забрасывать на крышу всё, что собрал во дворе — патроны, револьверы, дробовики, винчестер. Всё могло пригодиться. «Моя позиция будет там, наверху, — решил он. — Капитан пусть сидит возле раненого. Если что, будут отбиваться через окна. А сверху я их прикрою. Воду, воду не забыть бы! Эх, опять тут ночевать придется!»

Он споткнулся о труп, едва не упал, и с досады разразился отменной казачьей присказкой, в которой досталось и господу Богу, и его ни в чем не повинной Матери, и всему населению Северо-Американских Штатов.

— Эк тебя разобрало, — удивленно обернулся капитан.

— Да валяется всякое говно под ногами! Надо было оставить хоть одного, чтобы прибрал тут!

— Это кто? — спросил раненый.

— Мой друг.

— Тоже русский?

— Да.

Раненый огляделся, и серые губы раздвинулись в улыбке:

— Жаль, я не видел, как вы тут работали.

— Насмотришься еще. Сейчас они полезут.

— Пусть лезут! — крикнул Бурко, по лестнице забираясь на крышу. — Пусть! Встретим от души!

Он залег на самом высоком месте, укрывшись за каменной трубой, и тихая радость согрела его сердце — обзор был отличнейший. И улица просматривалась в оба конца, и соседние дворы, и по канаве никому уже не удалось бы подкрасться. Поглядывая по сторонам, он отрывал куски черепицы, укладывая их вокруг себя — хоть какое, а все ж укрытие. «Эх, красота!» — подумал он, завидев всадника в конце улицы. И первым же выстрелом из винчестера сбросил его в пыль.

23

— Плевать на него, — сказал Джерико, пытаясь непослушной ногой поймать стремя. — Плевать на всех. Нет времени. Уходим.