— Револьвер оставишь себе? — спросил капитан Орлов, когда они выехали из Кальенте, замыкая колонну рейнджеров.
— Если позволишь.
— Помилуй, я-то здесь причем? Мне просто хотелось знать, позволительно ли вашему брату оставлять себе заграничные штучки.
— Досмотру не подвергался, сколько ни ездил, — чуть заносчиво ответил ротмистр, но тут же улыбнулся. — Ты уж извини, Павел Григорьич, но посылочку твою мне пришлось вскрыть, дабы супостатам не досталась. Оружие, сам видишь, присвоил и употребил. А письма изничтожил.
— Неужто съел?
— Съесть не съел, но тайну сохранил. Так что писем начальство твое не получит. Но, коли желаешь, могу на словах передать. Все равно мне с твоими встречаться придется.
— По какому поводу?
— По поводу твоей службы потаенной.
Капитан Орлов полез в карман за трубкой, но не нашел ее.
— Чего задумался? — спросил Бурко. — Опасения свои отбрось, я лишнего не сболтну. Глядишь, повышение выйдет.
— Повышение? В тех письмах я на волю просился, Сережа. На волю. Я уж со счета сбился, сколько рапортов подавал. Не отвечают. Не хотят отпускать. И домой не отзывают. — Орлов помолчал и добавил, как бы между прочим: — Может, я в списки какие попал, в нехорошие?
Слух о жандармских списках дошел до капитана Орлова, еще когда он находился в гибралтарской командировке. Якобы в России действует некий «исполнительный комитет», ставящий целью свержение монархии, и якобы с этим комитетом связаны некоторые офицеры, как полевые, так и штабные. И якобы Третье Отделение уже составило списки всех, кого надобно проверить. Что-то там было еще, такое же скользкое и неопределенное. Тогда он постарался быстрее забыть об этих слухах, потому что казалось, что к нему-то они точно не имеют никакого отношения. И вот, пожалуйста! Столько лет прошло, а память услужливо подбросила эдакую мерзость…
— Я уточню, — сказал ротмистр. — Если так, дам знать. Но это вряд ли. Был бы ты в списках, стал бы я тебе об охоте рассказывать? Нет, Паша, в тебе никто не сомневается. Тебе верят. Многие, сам знаешь, теперь под подозрением. Ты не из их числа.
— Ну, утешил. Значит, еще и на охоте встретимся?
— Какая охота? — загоревал ротмистр. — Отменят ее, чует мое сердце, отменят. Мы же ничего не осмотрели. Что докладывать буду?
— Мне ли тебя учить, как начальству докладывать! Местность там от здешних красот ничем не отличается. Разве что зелени больше, да горы выше. А так — картина неизменная, куда ни сунься. Распиши все прелести, да и привози свою высокую особу. Сам посуди, будет ли у нас другая возможность свидеться?
— Наше дело служивое. Прикажут — свидимся. Не прикажут — что ж… — Бурко привстал в стременах, глядя вперед поверх остановившейся колонны. — Что там, Паша? Чего стоим-то?
Все понемногу сбились вперед, к фургону. Капитан Джонс разговаривал с каким-то новым всадником, невесть откуда взявшимся.
Орлов подъехал ближе — и насторожился, услышав знакомое имя.
— … потому что Джерико уйдет, — говорил незнакомец. — Такого шанса больше не будет. Он в двух шагах, он ранен, и у него не осталось людей. Надо просто добить его.
— Вот и добей, — ответил Джонс. — А у меня другая задача.
— Не верю своим ушам! Огромная премия сама идет тебе в руки, а ты нос воротишь!
— Я за деньгами не гоняюсь.
— Так город поможет тебе от них избавиться, за этим дело не станет! Послушай, Джонс, разве твоим парням помешают новые армейские палатки? Хватит им спать на голой земле!
— Лучше бы новые винтовки…
Орлов спросил у рейнджера, рядом с которым остановился:
— Что за мужик?
— Помощник маршала. Хочет подбросить нам работу.
— Он выследил Джерико?
— Чего там выслеживать? Старый шакал отлеживается где-то рядом.
Капитан Джонс развернулся к рейнджерам:
— Парни! Надо смотаться в одно место. Тут недалеко. Шестеро останутся с фургоном, остальные — со мной.
— А сколько сейчас дают за голову Джерико? — спросил кто-то.
— Десять тысяч.
— Нет, я не поеду, — прогудел верзила, который вез Прайса.
— А я бы тебя, Медвежонок, и не взял бы, — сказал Джонс. — Но с фургоном должны остаться не меньше шести, вот и весь расклад. Медвежонок, ты — старший. Догоняйте.
Они с помощником маршала поскакали к голым холмам, и вереница рейнджеров потянулась за ними.
— А нам что делать? — спросил Орлов у Медвежонка.
— Постоим. Подождем.
Одеяло, в котором лежал Прайс, сняли с перекладин, бережно перенесли в тень фургона и положили на траву. Раненый очнулся от толчка и спросил:
— Приехали? Ну, и где обещанная бутылка?
Прайсу, наверно, хотелось всех рассмешить, и это ему удалось. Рейнджеры расселись вокруг своего раненого товарища и, как по команде, принялись сворачивать самокрутки. Орлов тоже полез в карман за табаком и снова выругался от досады, не обнаружив ни кисета, ни трубки. Одалживаться не хотелось, и он стал копаться в сумке. Скорее всего, трубка осталась в жилете, который бандиты сняли с него вместе с оружейным поясом. Жилет он подобрал с земли, когда собирал свои вещи, покидая Кальенте. Почти всё ему удалось собрать. Даже подзорная труба была на месте. А вот и жилет — но его карманы пусты. Что за чертовщина…
— Почему ты не поехал со всеми? — подойдя, спросил Бурко.
— А смысл? Справятся без меня. Капитан Джонс не берет пленных.
— А мне бы хотелось посчитаться.
— Ну, так поехал бы.
— Без тебя? Грубейшее нарушение субординации. Кстати, Паша, вот ты говоришь об отставке. А чем думаешь заняться на вольных хлебах?
— Вот хлебами и займусь. А также лесом, углем, керосином. Стану американским купцом.
— С чего это тебе вдруг захотелось стать американцем?
— Я этого не говорил. Купец — это племя интернациональное, как сейчас принято выражаться. А то подумаю-подумаю, да и запишусь в рейнджеры.
— Шутить изволите, ваше благородие?
— А что? Занятие как раз по мне. — Он хлопнул себя по лбу: — Выпала!
— Что?
— Трубка выпала! Когда я жилет сворачивал, показалось, будто что-то под ноги шлепнулось. В спешке не посмотрел, а это кисет был с трубкой. Точно! Хорошо, что далеко не отъехали. — Он забрался в седло и развернул аппалузу. — Я мигом. Туда-обратно. Пока местные не сперли.
Он не успел отъехать далеко.
— Паша, Паша! — ротмистр нагнал его и поскакал рядом. — Стоит ли трубка такой суеты?
— Эта — стоит. Давай напрямик, через холм, быстрее выйдет.