Но тут с крыши, коротко вскрикнув, свалился один из стрелков, и Джерико понял, что никто не рискнет брать Полковника живым. Да он и не дастся.
— Где остальные? — спросил он ковбоя, который стоял возле него.
Тот пожал плечами.
— А ты чего стоишь? Не хочешь заработать?
— Патроны кончились.
— Что, трудно сходить за новыми? — не отставал от него Джерико.
Ковбой посмотрел на него снизу вверх, выплюнул табачную жвачку и ответил:
— Не трудно. Схожу.
Он ушел, и Джерико остался один.
Еще один вопль раздался на крыше, и стрельба оттуда прекратилась. Теперь те, кто подползал к канаве, остались без прикрытия. Один из них чуть приподнялся, чтобы двинуться вперед, но среди веток мелькнула вспышка, глухо рявкнул кольт, и ковбой завалился набок.
Остальные застыли, вжимаясь между грядками. Но и из канавы по ним никто не стрелял.
— Чего остановились! — не выдержав, закричал Джерико, потрясая револьвером. — Он там один, а вас четверо! Один бросок, и он — ваш! У него кончились патроны! Смелее, бараны!
— Он не один, — послышался за спиной знакомый голос. — Не оборачивайся.
Джерико почувствовал, как рукоятка кольта стала мокрой из-за того, что вспотела ладонь.
— А если обернусь? — севшим голосом спросил он.
— Не надо, — по-дружески посоветовал Полковник, и Джерико даже не видя его, понял, что тот улыбается. — Лучше крикни своим баранам, чтобы они возвращались.
Джерико набрал полную грудь воздуха и закричал:
— Эй, все сюда! Ко мне, я сказал! Все!
Они словно только этого и ждали. Попятились на карачках, и добравшись до забора, пригибаясь, побежали к Джерико.
— Стреляй в них, — сказал Полковник.
— Что? Как?
— Вот так.
Над головой Джерико загремел револьвер. Он зажмурился, и вздрагивал при каждом выстреле.
— Вот и все, — сказал Полковник. — А теперь выброси кольт.
«Рейнджеры не стреляют в безоружных, — подумал Джерико, и револьвер сам собой выскользнул из руки. — Никогда не стреляют в безоружных. Их за это судят. Он меня арестует и сдаст маршалу. Что ж, это даже лучше, чем Мексика».
Он открыл глаза и увидел, что перед забором лежат все четверо. Четверо. Это все, кто еще оставался с ним. Если не считать того труса, что отправился «за патронами».
— Слезай с коня. Встань лицом к стене. Руки на голову.
Джерико подчинился, стараясь не делать резких движений. Полковник тоже устал, и у него может просто дрогнуть палец на спусковом крючке. И тогда все кончится. Как кончилось для этих баранов. Но он-то не баран! Он не даст себя прихлопнуть. Пусть в его жизни уже ничего не осталось, но он дышит! Он видит сияющее небо над головой! Он слышит, как где-то в ветвях акации снова зачирикала осмелевшая птица! Он будет жить, а вы все — нет!
Было слышно, как Полковник спрыгнул откуда-то. Наверно, он был на крыше соседнего дома. Надо же, как ловко подкрался. Но кто же тогда оставался в канаве?
Страшный удар в ухо сбил его на землю. Он не успел шевельнуться, как его руки оказались скрученными сзади, по локтям. Голова пылала от боли, а во рту снова стала скапливаться кровь. Едва не подавившись ей, Джерико сплюнул.
— Ты не имеешь права бить арестованного, — сказал он.
— А ты еще не арестован, — ответил Полковник.
Краем глаза Джерико увидел, что он заносит ногу для пинка, и зажмурился от ужаса. В голове что-то взорвалось, и звенящая чернота окружила его.
Капитан Орлов привстал над забором и крикнул:
— Сережа, погоди! Я тут с подранками разберусь!
Ротмистр не ответил, и капитан взмолился: «Только бы жив, только бы жив остался! Ранен наверняка, лежит без сознания, но только бы, только бы…»
Он осмотрел всех, кто валялся вокруг. Многие были только ранены, они стонали, ворочались. Один отползал куда-то, оставляя кровавую борозду в песке. Но никто не тянулся к оружию.
Их можно было бы оставить в живых. И если бы ротмистр Бурко подал голос, капитан просто собрал бы все оружие, связал руки тем, кто еще мог представлять опасность, а потом уж пошел бы к канаве. Или позвал бы ротмистра, и тот сам бы вышел, да еще помог бы ему разобраться с пленными…
— Сережа, ты как? — крикнул он снова.
И снова не получил ответа.
Но в этом и был ответ.
— Некогда с вами возиться, — сказал капитан Орлов.
Он поднял с земли кольт Джерико и принялся за самую грязную работу, какая только выпадает солдату. А потом побежал к канаве, и непослушные ноги вязли в рыхлой земле.
— Сережа!
Бурко лежал лицом вниз, вытянув вперед руку с намертво зажатым револьвером. Вокруг блестела целая россыпь пустых гильз. Винчестер, дробовик, два кольта — все оружие было разряжено. И лишь один патрон остался в барабане короткоствольного «смит-вессона».
Капитан с трудом вырвал его из похолодевших жестких пальцев и перевернул ротмистра на спину.
— Как же ты… Как ты держался… — проговорил он, разглядев раны, краснеющие под изодранным сукном сюртука.
В плечо. Три пули в правый бок. Вот еще дырка, в бедре. Сапоги, тоже залитые кровью, пробиты в двух местах.
— Как же ты держался? — повторил он, вытирая окровавленное лицо. — Как же ты не дотерпел еще чуть-чуть?
Он встал, удержавшись от бессмысленных причитаний. Ротмистр погиб, перебив почти всех своих врагов. Прекрасная смерть. Дай Бог каждому.
— Пойду, найду для тебя самую лучшую лошадь, — сказал он. — Отвезу в хорошее место. Ты уж прости, но не придется тебе лежать на семейном кладбище. Сам понимаешь, уж такая солдатская доля. Где упал, там и зароют. Не обессудь, Сергей Андреевич.
Он вернулся к лежащему Джерико. Тот еще не очнулся. Или счел за лучшее не подавать виду, что пришел в себя.
Каурая кобыла испуганно попятилась, когда капитан Орлов взял ее под уздцы.
— Ты-то чего! — прикрикнул он. — Побалуй у меня!
Словно поняв, она присмирела и послушно тронулась за ним.
Вдруг он услышал шорох. Кто-то прятался между домами.
— Выходи сам, если хочешь жить! — устало приказал он. — Бросай оружие, и выходи!
— У меня нет оружия! — испуганно залепетал ковбой, вытягивая руки перед собой и выходя наружу. На поясе у него болталась кобура с кольтом. Второй револьвер торчал из набедренной кобуры. Но он повторял: — У меня нет оружия!
— У меня тоже, — сказал Орлов и, когда ковбой приблизился, сбил его наземь оплеухой.