Он перебирал в уме вариант за вариантом, продолжая следить за выходом из «Реала». Самое тяжелое занятие разведчика — это наблюдать за местом, где ничего не происходит, с единственной целью — убедиться, что там и не может ничего произойти.
Однажды в горах, в турецком тылу, Орлов с казаками трое суток наблюдал за мостом, по которому никто не ходил. Тропа выглядела нахоженной, но почему-то на ней не было ни души. Наконец, ночью Орлов подобрался к мосту поближе, и увидел, что на нем просто нет настила, так что пройти по нему мог только акробат. Впрочем, спустя неделю его драгунский полк успешно пересек ущелье именно по этому мосту. Достаточно было снабдить передовой эскадрон хорошими досками.
Может быть, и сейчас решение окажется таким же простым?
Гочкис появился снова через три часа, когда на площади уже горели фонари. Он вышел из отеля и остановился под фонарем, оглядываясь. Минут через пять к нему подкатила двуколка, запряженная беспокойным жеребцом. Он мотал головой и нетерпеливо переступал, пока Гочкис устраивался на узком сиденье. Кучер в меховой куртке едва шевельнул кнутом, как жеребец рванул с места.
— Давайте прокатимся, любезный, — проскрипел Орлов старческим голосом, похлопав своего извозчика по плечу. — Вот за тем экипажем.
Они покружили по узким улицам, примыкавшим к площади, и выбрались на дорогу, ведущую к Верхней долине. Это предместье в последние годы облюбовали для себя местные тузы. Там, где когда-то зеленели фермерские огороды, сейчас возвышались белокаменные дворцы с колоннами и чугунными оградами. Возле одного из таких особняков Гочкис и соскочил со своей двуколки, чуть ли не на ходу.
— Не останавливайтесь, любезный, — приказал Орлов, уже не следя за интонациями. — Проедем дальше. Чей это дворец, не подскажете?
— Кто же в Эль-Пасо не знает берлоги Мэнсфилда, — буркнул извозчик. — Вы, сэр, видать, издалека прибыли? Я думал, про нашего Зебулона Мэнсфилда знают во всем Техасе.
— Я из Иллинойса, любезный. А кто таков этот ваш Мэн… Смэн… Как его?
— Мэнсфилд, Зебулон Ричард Мэнсфилд. Кто он? Да никто. Просто денег у него слишком много.
— Остановите, — сказал Орлов, едва пролетка поравнялась с двумя высокими тополями, где было достаточно темно, чтобы не мозолить глаза жителям предместья. — Подождите меня, я скоро вернусь.
— Да уж постарайтесь. Мне в девять надо возвращаться в конюшню.
— Постараюсь вас не задержать, любезный.
Он прошелся вдоль улицы и, дойдя до конца ограды, свернул на узкую тропку между высокими кустами. С этой стороны вместо ограды стоял деревянный частокол. Еще дальше, за новым поворотом, двор особняка был прикрыт высоким саманным забором. Орлов привстал на носках и осторожно провел пальцами по верху забора. Он опасался обнаружить там осколки стекла. И обнаружил их. Однако горевал недолго. Как правило, наиболее защищенная сторона укрепления охраняется наименее бдительно.
Он приставил свою трость под углом к забору, плотно уперев конец в землю. Получилась не ахти какая, но все же ступенька. Она и помогла ему забраться на забор, предварительно покрытый сложенным сюртуком. Спрыгнув на землю, густо усеянную листвой, Орлов замер, прислушиваясь.
За стволами приземистых деревьев ярко светились широкие арочные окна особняка. По кружевным занавесям скользили тени. Танцы? Но музыки не слышно.
Он подобрался ближе, стараясь двигаться плавно и медленно. В доме открылось окно, и он услышал характерные щелчки бильярдных шаров.
Неужели Гочкис так спешил сюда только ради того, чтобы сыграть партию-другую?
Орлов был уже в нескольких шагах от дома, прячась за деревом. Оставалось пересечь узкую полоску газона и слиться со стеной. И тогда можно будет подслушать. А то и подглядеть…
За спиной что-то прошуршало по листьям. Он успел отпрянуть от дерева в глубину сада, разворачиваясь лицом к опасности. Стремительная тень рывками приближалась к нему. Сиплое короткое рычание — и вот она летит прямо на него, собака с огромной разинутой пастью.
Орлов припал на колено и, увернувшись, хлестнул ее шляпой по морде. Мощные клыки щелкнули, как кузнечный пресс. Невероятная сила выдернула шляпу из руки. Разогнавшись, пес не смог остановиться, и его лапы заскользили, взрывая листву. Кинжал Орлова пробил собаку сверху. Из распоротого бока хлынула кровь. Пес рычал, продолжая терзать зубами шляпу. Вторым ударом Орлов рассек шею, и рычание слилось с клекотом бурлящей крови.
Собака взвизгнула, когда он вонзил клинок ниже затылка, и вдруг, оцепенев, повалилась ему под ноги.
— Что там за шум? — спросил кто-то в доме, подходя к окну.
— Да это Серый гоняет крыс, — раздался ленивый голос со стороны ворот. — Кормишь его, кормишь, а он все равно кого-нибудь придушит. Придушит и сожрет. То крысу, то кролика. Ненасытная тварь.
— Не в этом дело, — быстро заговорил кто-то еще, также встав у окна и дымя сигарой. — Дело не в том, что он голодный. Ему нужно не мясо. Ему нужна кровь. Свежая горячая кровь, чтобы она дымилась у него на зубах.
— Значит, мы с Серым — одной породы, — произнес его собеседник. — Я любил попить крови, когда забивал телят. Что вы на меня так смотрите, Гочкис? Не верите, что я мог пить кровь?
— Не могу представить, что вы что-то делали своими руками. Не могу представить, чтобы Зеб Мэнсфилд резал телят.
— Еще как резал! Думаете, я родился миллионером?
— Нет, но…
— Мужчина — это руки. Прежде всего руки. Сильные, надежные руки. Я всё умел делать вот этими руками. Держать оружие и ласкать женскую грудь. Всё надо уметь, и я умел. И умею до сих пор, не сомневайтесь. Если бы вы поймали ту девицу и доставили ее сюда, я бы сумел с ней договориться. И она бы осталась довольна.
— Не сомневаюсь. Мы уже вышли на ее след.
— Мне не нужен след. Мне нужна девка.
— Мы стараемся.
— Пока я вижу, как вы стараетесь обыграть меня. Ну что же, шары гонять — тоже дело, — важно провозгласил Зеб Мэнсфилд, и окно закрылось.
Орлов застыл за деревьями, склонившись с клинком над затихающей собакой. Она, наконец, замолкла. Только струйка крови продолжала журчать, вытекая из рассеченного бока.
Журчание было едва слышным. Гораздо более громкими казались Орлову другие звуки — шаги охранника перед воротами, скрип фонаря, что раскачивался на высоком столбе, легкий перестук голых веток при едва заметном дыхании ветра… Все его чувства были обострены до предела. Почти не поворачивая головы, он видел всё вокруг. Возникни за спиной опасность — и он почувствовал бы ее мгновенно. Если бы обитатели особняка подняли тревогу, он не стал бы убегать. Он был готов расстрелять всех, кто окажется на свету.
Но они пока ничего не заметили, и ему надо было незаметно отступить. Он уже услышал все, что хотел. И сейчас надеялся только на то, что во дворе не бегает еще один пес.