— Ладно.
Я повесила трубку.
— Дай-ка угадаю, — хитро прищурилась Кэролин. — Это был Стюарт?
— Понимаешь, соседка снизу упала вчера и ее увезли на «скорой». Стюарт навестил ее в больнице — она пока не пришла в себя.
— Неприятная история.
— Постараюсь сходить к ней завтра вечером, может быть, ей полегчает.
— А твой Стюарт что, в отпуске?
— Да, взял пару дней, уезжает в Абердин повидать отца и сестру.
— Ты что-то слишком строга с ним, — неодобрительно заметила Кэролин.
— Я? Строга? Ты серьезно?
Она лишь выразительно подняла бровь.
— Он спросил, буду ли я скучать, — сказала я. — Но он ведь просто шутил.
— Но ты ведь будешь скучать?
— С какой стати? Он уезжает всего на четыре дня. Он так много работает, что мы иногда неделями не видимся, с чего же мне вдруг начать скучать?
— Но он тебе позвонит?
— Сказал, что да.
— Ну вот, все ясно, — сказала Кэролин.
— Что тебе ясно?
— Ну, если он будет звонить тебе каждый день в течение этих четырех дней, можешь сделать вывод.
— Какой еще вывод?
— А такой, что он тебя любит.
Я оторопела и только моргала, глядя на нее. Мне в голову не приходило, что Стюарт может испытывать ко мне сильные чувства. Ну да, надежный друг, ну да, я ему нравлюсь, может быть, он даже хочет со мной переспать, но чтобы любить? Или чтобы я сама влюбилась в него?
— А ты, собственно, кто? Гадалка? — спросила я, смеясь над ее серьезным видом.
Но выражение лица Кэр не изменилось.
— Ты еще вспомнишь мои слова, — заявила она.
Я думала, он работает в пятницу, но он пришел домой. Пьяный. Открыл дверь своим ключом. Я сидела у телевизора, смотрела новости. Сначала я даже ему обрадовалась: у нас был мирный период. И мне казалось, что мы снова можем жить вместе как счастливая пара — спокойно, радостно, не изводя друг друга.
Но он, пошатываясь, ввалился в комнату, а когда я поднялась ему навстречу, без предупреждения врезал мне по щеке — так, что я отлетела назад и упала за журнальный столик.
От шока я не могла двинуться с места, просто лежала, чувствуя щекой грубоватую шерсть ковра, пытаясь понять, что же, собственно, произошло. Затем боль пронзила голову, жуткая боль, это когда он схватил меня за волосы и вытащил из-за столика.
— Ах ты, шлюха… — язык у него заплетался, — грязная мерзкая шлюха… Что, мало тебе?..
Левой рукой он еще раз ударил меня по щеке. Я бы снова упала, но он крепко держал меня за волосы.
— Да что я сделала? — взвизгнула я.
— А, так ты еще и тупая шлюха? — В его голосе зазвучал металл.
На меня пахнуло пивным перегаром.
Он отпустил мои волосы, но, когда я качнулась назад, чтобы опереться рукой о ковер, он занес ногу и коленом ударил меня в нос: я сначала скорее услышала, чем почувствовала, как сломался хрящ. Я завизжала, поползла прочь он него, попыталась подняться на ноги. Слезы неудержимо текли по щекам, смешиваясь с кровью, хлещущей из носа и разбитой губы.
— Ты — моя, поняла, тварь? — заорал он. — Вонючая свинья! Ты будешь делать только то, что я тебе говорю, поняла?
Мне оставалось только всхлипывать, держась за ножку обеденного стола скользкими от крови пальцами. Почему-то я не могла открыть глаза. Я почувствовала, как он отдирает меня от стола за волосы, тащит куда-то, и издалека услышала чей-то тонкий, жалобный визг: «Пусти меня, Ли! Пожалуйста, не надо, не надо! Пожалуйста…»
Одной рукой расстегивая джинсы, он добрел до дивана, не выпуская моих волос, как будто я была тряпичной куклой, которую скучающая девочка таскает за собой по полу. Я пыталась подняться на ноги, боясь, что он вырвет мне все волосы, но не смогла и ползла за ним на четвереньках.
Ли со вздохом уселся на диван, раздвинул ноги — член его был в боевой готовности, похоже, вид моего разбитого, окровавленного лица заводил его — и, с силой нажав мне на голову, поставил перед собой на колени.
— Соси! — приказал он.
Икая, всхлипывая, размазывая кровь по лицу, по шее, я повиновалась. Конечно, больше всего мне хотелось откусить эту его штуковину и потом выплюнуть ее ему в рожу. Хотелось заехать кулаком по яйцам, чтобы он скорчился и заорал от боли, вогнать их внутрь так глубоко, чтобы докторам потом пришлось разрезать его чертову промежность и доставать их обратно.
— А ну смотри на меня! Сука, дрянь, я что тебе говорю — на меня смотри!
Я подняла на него заплывшие глаза и увидела то, что напугало меня еще сильнее. По его улыбочке и туманному взгляду было понятно, что он жутко балдеет и хотел бы предельно растянуть удовольствие, если бы только это… Он крутил у меня перед носом перочинным ножиком с черной рукояткой.
— Дрянь! — сказал он с чувством. — Если хорошо отсосешь, я, так и быть, не отрежу тебе нос.
Я старалась, честно, — задыхаясь, глотая кровавые сопли, так что он не стал меня резать. В тот раз не стал.
«Надо спасаться! — стучало у меня в голове. — Надо бежать!»
Уже тогда я понимала, что судьба может дать мне лишь один шанс.
В четверг после работы я поехала навестить миссис Маккензи. На вокзале Виктория я купила букет цветов — фрезии и чайные розы, потом нашла автобус, который шел до больницы Кингз-колледж.
Я сошла с автобуса в том же месте, где несколько дней назад встретила Сильвию. Как странно! Я раза три оглянулась: а вдруг? Но ни на автобусах, ни в пешеходной толпе, разумеется, ее не было. Странно и то, что я стояла рядом с местом работы Стюарта, в то время как сам Стюарт в это же самое время находился далеко-далеко, на севере.
Я очень долго искала палату — она находилась в боковом корпусе, напротив автобусной остановки. Миссис Маккензи то ли спала, то ли была без сознания. Рот ее был приоткрыт, дыхание с хрипом вырывалось из горла. Она сильно похудела, а может быть, просто осунулась. Конечно, мертвенный больничный свет и белизна постельного белья кого угодно превратят в призрака. На столике рядом с ее кроватью уже стоял один букет: полураспустившиеся бело-желтые нарциссы. Рядом с вазой лежала открытка.
— Здравствуйте, миссис Маккензи, — прошептала я, желая, чтобы она проснулась, но в то же время было жаль ее будить. — Я принесла вам еще цветов. Как вы себя чувствуете?
Идиотский вопрос. Я села на стул рядом с кроватью и потрогала ее руку — надо же, теплая. Но вся в синяках — от капельниц.
— Как жаль, что я не нашла вас раньше, — сказала я. — Жаль, что меня с вами не было.