К девяти утра поезд прибыл в город Кру. По радио перечислили оставшиеся до конца поездки станции, а затем последовало неожиданное объявление: «Из-за неполадок связи с Нанитоном поезд задерживается на тридцать минут».
На полчаса? Я посмотрела на часы — времени полно. Я нарочно выехала на два часа раньше, чтобы подстраховаться. Если больше задержек не предвидится, мне не о чем беспокоиться.
Я судорожно зевнула. Может быть, все же немного поспать? Но я была слишком заведена, слишком взвинчена. Когда же я смогу расслабиться? В самолете? Или когда приеду в Нью-Йорк? Или когда узнаю, что он навсегда уехал из Ланкастера? Нет, если хотя бы год он не будет подавать о себе вестей, только тогда я смогу вздохнуть с облегчением.
Смогу ли?
Я все-таки позвонила сержанту Сэм Холланд из отдела домашнего насилия при полицейском отделении Кэмдена, просто чтобы поставить точку в этом инциденте. Она, конечно, меня не вспомнила. Запинаясь и путаясь в словах, я рассказала о пуговице и раздвинутых занавесках и как типично для Ли оставлять подобные сигналы, но даже мне самой эти аргументы показались смешными. Как будто я просто напрашивалась на сочувствие и внимание. Я была почти уверена, что она велит повесить трубку и не отвлекать ее от важных дел, но она только сказала, что позвонит в полицию Ланкашира и свяжется со мной, если что-то всплывет.
Она не перезвонила.
В ту ночь Стюарт не мог заснуть, ворочался с боку на бок, а я, лежа рядом с ним, переживала, ведь это мои откровения довели его до бессонницы. Нет, он заслуживает лучшего. Пусть найдет себе какую-нибудь нормальную, адекватную девушку, без проблем. Мы лежали рядом, не прикасаясь друг к другу. Я была бы рада обсудить происшествие с пуговицей еще раз, но понимала, что это ничего не даст. Для него это была просто пуговица, а для меня — весть из прошлой жизни.
Мое алое платье, которое я вначале так любила, а потом возненавидела всем сердцем. Я представила, как руки, когда-то ласкавшие меня, сладострастно гладившие нежный шелк, а потом до крови бившие, рвавшие, царапавшие, в припадке ярости выдирают пуговку прямо с клоком шелка. Для чего? Чтобы послать мне весть. Он близко.
Когда я утром проснулась, Стюарт уже оделся и стоял у выхода.
— Нам надо уехать на выходные. Давай?
— Куда?
— Куда глаза глядят. За город. Что скажешь?
Мы чудесно отдохнули в парке Пик-Дистрикт, днем гуляли по лесу, вечером объедались в местных забегаловках, а ночью лежали, обнявшись, на огромной кровати в отделанной под старину гостинице. Мне было удивительно хорошо и спокойно, и я, к собственному удивлению, не устраивала в нашем номере проверок.
В прошлой жизни после таких выходных я первым делом позвонила бы Сильвии и полчаса в подробностях все ей рассказала бы: где гуляли, что сказал Стюарт тогда-то и тогда-то. А сейчас даже похвастаться было некому. Где-то теперь Сильвия? Может быть, она живет на соседней улице и я каждый день прохожу мимо ее дома? Конечно, я могла бы позвонить в «Дейли мейл» или попробовать как-то иначе разыскать ее, но со времен нашей дружбы утекло столько воды…
Сильвия была моей лучшей подругой, главным человеком в моей жизни долгие годы. Жаль, что ее нет рядом со мной. Но сейчас у меня другая жизнь, и в ней главный — Стюарт.
Со временем паника по поводу красной пуговицы улеглась, на выходных я еще раз хорошенько все обдумала, однако никакого другого объяснения тому, как она оказалась в моем кармане, не нашла и поэтому решила больше не заморачиваться. Кто знает, может быть, Стюарт прав и я сама подобрала пуговицу на улице или в прачечной? Возможно, это еще одно проявление моего безумия.
Но теперь я подходила к ежедневным проверкам со всей серьезностью. Каждое утро перед работой спускалась к себе и осматривала каждый сантиметр квартиры, затем проверяла все вечером, после работы, и зажигала свет, чтобы снаружи казалось, что я дома, и включала телевизор. Я купила еще один таймер, и теперь свет у меня выключался автоматически в половину двенадцатого, а телевизор — в одиннадцать вечера. По совету Алистера я проверяла все не больше трех раз, иногда, правда, этого бывало недостаточно.
А что до чувства, что за мной следят, — так оно никогда меня полностью не покидало, даже когда Ли был в тюрьме. Ну а сейчас оно расцвело пышным цветом: куда бы я ни шла, я чувствовала на себе его взгляд. Игра воображения или все же нет? Ли вышел из тюрьмы в конце декабря; если он хотел найти меня, времени у него было предостаточно.
Я молилась, чтобы он нашел себе другую жертву, но тут же становилось стыдно: неужели я готова пожелать такой участи ни в чем не повинной женщине?
К тому времени как я добралась до Хитроу, на регистрацию у меня оставался всего час. Последний этап путешествия — прибытие поезда в Юстон, потом поездка на метро до Пэддингтона и в заключение — до аэропорта на экспрессе — дался мне нелегко. Я так устала, что еле плелась. Еще проклятый чемодан приходилось волочить за собой!
Только зарегистрировавшись на стойке «Американ эйрлайнз», я с облегчением выдохнула. Ну наконец-то чемодан уехал в чрево самолета, — похоже, самое тяжелое осталось позади. До посадки еще оставалось немного времени, и я решила прогуляться по магазинам «дьюти фри». Разве я не заслужила небольшого подарка? Купить, что ли, кружевные трусики? Я не покупала себе белье с тех пор, как познакомилась с Ли, — если бы он обнаружил у меня в шкафу новые трусы, точно избил бы в припадке ревности. Я провела пальцем по шелковистой кружевной оборке — как может крошечный лоскуток стоить такую астрономическую сумму? Подняв глаза, я вздрогнула — на другой стороне большого зала я заметила до боли знакомую фигуру. Я невольно ахнула и спряталась за стойку, но вот мужчина повернулся ко мне лицом — это был не Ли.
«Ну хватит уже истерик, — твердо сказала я себе, — успокойся! Ли далеко — в пятистах километрах, наверное, еще валяется в постели и ведать ни о чем не ведает».
Не помогло, успокоиться я не могла категорически. Вот сяду в самолет, тогда почувствую себя в безопасности.
Я повернулась и решительно направилась к воротам выхода на посадку. Лучше там посижу, мало ли что может еще случиться.
Однако чувство опасности росло с каждым шагом — теперь Ли мерещился везде, в каждом мужчине я видела его черты. Я чувствовала на себе его внимательный взгляд и не могла отделаться от страха, что он где-то тут, следит за мной.
Я встала в очередь на личный досмотр, в последний раз оглядев огромный зал терминала и море лиц — готовящихся к отлету пассажиров: красивых и не очень, веселых и озабоченных, мрачных, усталых, оживленных. Костюмы, шорты, темные очки, цветастые платья… Я скоро сяду в самолет. Я скоро буду свободна.
И тут я увидела его. Он вышел из магазина галстуков и направился прямо ко мне. Лицо его ничего не выражало, но глаза, казалось, прожигали во мне дыру. Я была еще довольно далеко от рамки металлодетектора. Что делать? Стоять и ждать, пока он не схватит меня?