– И… – Курт переглянулся с притихшим Ланцем, уже предвидя ответ бывшего приятеля, – и где же ты его брал за вышеупомянутые яйца?
– Там же и брал, на месте!
– Идиот… – проронил сослуживец обреченно, опустив голову, и тот возмущенно вздернул нос:
– Бекер, я чего-то не понял!
– Чего тут непонятного? – устало откликнулся Курт, привалясь к стене плечом. – Ты полный болван, Финк. Совершенный и окончательный.
– Это мне, типа, вместо спасибы? – выговорил тот, вновь заводясь; он вздохнул:
– Это тебе факт. Ты ведь задержал его на глазах у них, кем бы они ни были; и кем они были, мы уже никогда не узнаем, ибо на их месте лично я бы взял ноги в руки.
– Все равно людей послать на эту баржу следует, – без особенного воодушевления заметил Ланц, испепеляя взглядом понурившегося Финка. – Там, конечно, уже пусто, и плевать им, что ворота на запоре, уйдут или в Кёльне затеряются – несложно, но людей направить надо. Что за баржа, дознаватель недобитый?
– Обыкновенная, – уныло отозвался тот, вмиг растеряв большую часть своей уверенности. – Там… возле самого моста почти… она там такая одна, сходни вечно сняты. Крашеная, облупленная…
– Облупил бы я тебе, – буркнул Ланц, замахнувшись для подзатыльника; Финк отскочил назад. – С нами пойдешь – покажешь.
– Щас! – возмущенно отозвался тот, отступив еще на шаг и мельком обернувшись в сторону массивных входных дверей. – Я вам не вербованная шушера; чтоб я вот так по улицам шел, у всех на глазах…
– Пойдешь сам по себе, – вклинился Курт, не дав сослуживцу высказать все то, что он думает о законах уличного братства. – На набережной по-тихому подойдешь и покажешь.
– Выпусти его – и он тут же даст деру, – возразил сослуживец убежденно. – Лови его потом по всему городу.
– Не даст, – возразил он мягко. – Верно, Финк? Ты ведь не хочешь со мною повздорить?
Тот поджал губы, глядя на бывшего приятеля молча, точно на палача, и Курт кивнул:
– Он подойдет на набережной, Дитрих.
– Пойду, распоряжусь, – пожал плечами Ланц, косясь на нежданного свидетеля и непрошенного содеятеля с подозрением. – И, может, в магистрате что известно – баржа все ж таки, не осел с поклажей…
– Известно, – вслед ему покривился Курт. – Что обитают на ней какие-нибудь торговцы ложками, и имена, конечно же, будут самые что ни на есть подлинные; если вообще их кто-то припомнит… Да, поднасрал же ты, Финк, нечего сказать.
– Я вашим премудростям не выучен! – огрызнулся тот. – Увидел стукача – надавал в едало. Все просто.
– И спугнул заказчика, – докончил Курт наставительно. – Ну, теперь локти глодать поздно. Иди, в самом деле, на набережную.
– А после того мне как – уйти можно или вот с ним в соседнюю камеру?
– Соседняя занята, – вздохнул он с сожалением, опустившись перед избитым парнем на корточки, и кулаком поднял опущенную голову лицом к себе. – Эй? Говорить можешь?
Тот ответил не сразу, соскользнув взглядом с майстера инквизитора на Финка, замершего в явной готовности помочь с допросом, и, наконец, с натугой ворочая языком, вытолкнул:
– Да.
– А будешь? – уточнил Курт вкрадчиво, и тот кивнул, осторожно потянув носом, повернутым далеко на сторону.
* * *
– На барже пусто, – не увидев в лице начальства ни тени удивления, сообщил Курт со вздохом. – С убежденностью можно сказать одно: там жили, полагаю, трое, мужчины. Если среди вещей когда-то и было что примечательное, могущее дать нам зацепку, – сейчас нет ничего; обыкновенная комната. Хапуги на речных воротах их не помнят…
– Прошу прощения? – переспросил Керн ровно, и Курт неохотно поправился:
– Сборщики налога на торговлю в городе лицами, имеющими во владении…
– Достаточно.
– Их не помнят, – повторил Курт. – Но известно, что в городе они уж точно более месяца.
– Откуда известно?
– Месяц назад они вошли в контакт с парнем из шайки Финка, Шварцем, который в данный момент пребывает в нашей камере. Взяли, как полного олуха, на живца – его внимание привлек человек с битком набитым кошельком на виду и туповатым выражением лица приезжего зеваки-деревенщины из глубинки. Когда он свернул в тихий переулок, а Шварц попытался его облегчить, деревенщина применил «какой-то хитрый приемчик», и парень оказался на земле с ножом у шеи. Далее начинается восточная сказка. Зевака влил ему в рот какую-то гадость, а очнулся он в каюте напротив троих приветливо улыбающихся мужиков такого же простецкого вида; что, кстати сказать, подтверждает мои предположения о именно троих обитателях баржи. После чего Шварцу поведали о нем самом такие детальности, каковые не известны были и лучшим друзьям; это, как ему доброжелательно объяснили, он рассказал сам, будучи под воздействием одного из этой троицы, однако, как сказали ему тут же, подобная отмазка не пройдет в объяснениях с его приятелями из старых кварталов – те до таких умствований подниматься не станут, для них важно одно: язык у парня излишне длинен. Посему, если он не желает очутиться в разных частях упомянутых кварталов одновременно, id est, в виде рубленой туши, ему лучше не дергаться и «сотрудничать». Сотрудничество заключалось в том, что он должен был исподволь выспросить у Финка, в насколько приятельских отношениях он теперь пребывает со мной после того, как предоставил мне информацию во время моего прошлого расследования. Насколько я сумел понять из того, что рассказал мне Шварц, заранее тем троим было ведомо о самом факте моей некогда принадлежности к тем кругам; а уж о том, что мы с Финком вновь в некотором роде сошлись, проболтался уже он сам.
– Иными словами, правы оказались все, – хмуро констатировал Керн. – Изменники водятся и среди приближенных твоего приятеля, и у нас.
– Сдается мне, что – да, Вальтер… Итак, когда Шварц рассказал им, как обстоят дела, их следующим поручением было – сделать так, чтобы Финк в нужный им день был в трактире и пил. Парень возразил, что в трактиры большого города тот не ходит, предпочитая родные стены, а гарантированно погружаться в пьянство будет, только если подвернется хороший куш, а сие не от него зависит.
– И тогда они заслали в эту дыру свою девицу…
– Именно. Потребовав от Шварца, если вдруг какие осложнения, ее прикрыть, выгородить и вообще – не дать в обиду; но она превосходно управилась сама. А накануне во второй раз, уже с Финком, провернули представление под названием «богатый зевака», только теперь уж без «особых приемов» – шайка получила добычу, хозяин «Кревинкеля» – обильную выручку, девица – Финка, Финк – по почкам.
– Для чего эти трое убивали детей, твой Шварц, разумеется, не знает.
– Увы, – согласился Курт безрадостно; не спрося дозволения, придвинул табурет к себе и тяжело опустился на сиденье – в голове стойко водворился мерзостный гул, а разноцветные мошки перед слипающимися глазами принялись неистово и с упоением размножаться. – Не знает о цели убийств, не знает имен тех троих, не знает более ничего, кроме уже сказанного.