— Синьора, подождите! Только что звонил Луиджи!
Официант выбежал за мной на улицу и остановился под маленьким навесом на террасе, полускрытой кипарисами.
— Луиджи вспомнил этого вашего мужчину, чернобородого. А его спутника даже лучше. Это был человек не из приятных. Он, наверное, русский, потому что говорил на каком-то таком языке и на шее у него висел грекокатолический крест. — Официант презрительно пожал плечами. — Он не знал никаких других языков, даже английского, хотя, конечно, слово «трюфель» понял — хотел «тартуфо, тартуфо». Не мог даже как следует съесть пять маленьких антипасто, проглотил с жадностью. У вас нет причин беспокоиться, ваш муж был здесь не с красивой женщиной, а с этим неуклюжим русским.
Сумерки уже сгустились, и в отблесках света из внутренних помещений я едва-едва смогла различить улыбку официанта. Я вытащила бумажник, но парень энергично помотал головой.
— Не нужно денег. И Луиджи тоже не нужно, — поторопился он прибавить. — Мы хотим только видеть, что синьора улыбается.
Я принудила себя растянуть губы в некое подобие улыбки, больше похожей на гримасу. Не было причин радоваться тому, что Давид ужинал здесь, в ресторане «Трюфель», со злобным русским. Но я продолжила беседу:
— Был ли этот русский груб так же и с моим мужем? Как вам казалось, между ними были хорошие отношения?
— Вечер выдался хлопотный, Луиджи было некогда наблюдать за клиентами. Большинство столиков было занято, не то что сегодня. Но они не смеялись. Говорили на этом шипящем языке. Помню… то есть Луиджи помнит, что ваш муж сказал много раз «нет», «нет». Это слово даже здесь все понимают.
Я поблагодарила официанта, который радушно пригласил меня приходить еще. Затем он поспешил вернуться к работе. Собака, моя недавняя знакомая, тявкнула на меня из окна темно-синего «форда». Изморось успела намочить мне волосы, сквозь ткань легких туфель чувствовалась влага, окна в машине запотели. Отчего это вдруг официант так переменился? Не смог сразу придумать правдоподобную историю? Сделал это он сам или посоветовался с кем-нибудь? Злобный русский уж слишком смахивал на откровенное заимствование из фильмов про секретных агентов. От него ли Давид бежал или, напротив, с ним вместе?
Я вновь оказалась в мире, где никому не могла доверять. Раньше я воображала, что Давид относится к тем немногим людям, которые меня не обманывают, но, увы, ошибалась. На данный момент я находилась в чужой стране, не владея как следует здешним языком. Что Майк Вирту говорил нам о хитросплетениях щупалец итальянской мафии? Часть из них тесно сотрудничает с русской мафией, и это сотрудничество, вероятнее всего, благословлено на государственном уровне, раз уж Берлускони и Путина связывают особые братские отношения. Давид уверял, что приехал в Тоскану, потому что здесь правдоподобно выглядит легенда о туристе, мечтающем о писательской карьере. Постепенно мне становилось ясно, что все это время я видела только декорации.
К темноте я привыкла с детства, но тем не менее было тяжело вести машину по незнакомой дороге под усиливающимся дождем. На поворотах я старалась ехать предельно осторожно, потому что не вполне доверяла надежности шин моего старого «фиата-пунто». Дорога была пустынна. Идеальное место, чтобы подстроить несчастный случай: найти свидетелей здесь будет сложновато.
Но до Монтемасси я добралась невредимой. Дождь настолько усилился, что я постаралась припарковать машину как можно ближе к дому. Выбравшись из автомобиля, я вздрогнула: на кухне горел свет. Давид вернулся? Огонек в окне озарил надеждой саму мою душу.
— Давид, привет! — крикнула я, подбежав к двери и открыв ее. — Это я. Ты где?
Никто не ответил. Я зашла в кухню, где горел свет, но там было пусто. Давид приходил и ушел снова? На столе не было грязной посуды. Я заглянула в холодильник: скудного содержимого никто не касался. Может, я сама оставила свет включенным? Но нет, я совершенно отчетливо помнила, что даже не зажигала его. Когда я уходила, было еще светло. Я снова окликнула Давида, потом заглянула в туалет, но тоже никого не нашла.
Я прошла в гостиную и, не успев зажечь свет, уловила в воздухе что-то странное. Пахло испражнениями, потом и мочой. Был различим также запах пороха и… Нажимая на выключатель, я чувствовала, как бешено стучит кровь в висках. Сначала я не увидела ничего необычного: часть гостиной загораживала софа из соседней комнаты, и диван у окна не был виден. Но когда я шагнула вперед, то увидела, что было на этом диване.
Спиной ко мне, лицом в подушки, лежал труп мужчины. На затылке, покрытом черными кудрявыми волосами, была кровавая дырка, кровь вытекла и на диван, и на пол. Запах пороха еще не рассеялся, с момента выстрела не могло пройти много времени. Тело было абсолютно неподвижно, дыхания не было заметно, и мне не требовалось подходить ближе, чтобы удостовериться: мужчина на диване мертв.
Постепенно я начала осознавать, что лежащий на диване человек не может быть Давидом. Этот мужчина был намного ниже ростом, примерно метр семьдесят, к тому же хрупкого юношеского телосложения. Волосы более длинные и вьющиеся от природы. На покойнике были надеты светлые хлопчатобумажные брюки и коричневый кожаный пиджак, ноги босые.
Я попятилась из гостиной, пытаясь как можно точнее ступать по своим старым следам. На кухне под раковиной отыскала целлофановые пакеты и натянула их на ноги и на правую руку по локоть. Затем прокралась в спальню и зажгла свет. Больше трупов не наблюдалось, и я вошла. Заглянула под двуспальную кровать, но там лежал только свернутый коврик. В чемодане я всегда на всякий случай возила перчатки: в них гораздо удобнее, чем в целлофановых пакетах. Я надела перчатки и подобрала волосы, повязав голову платком. Конечно, в квартире было полно наших с Давидом отпечатков. Мои «пальчики» не значились, насколько мне известно, ни в какой картотеке, но где гарантии? Я быстро упаковала свои вещи в чемодан, так как не собиралась оставаться на ночь в одной квартире с трупом. Убравшись подальше от Монтемасси, сделаю анонимный звонок в полицию и намекну о покойнике. К счастью, в Италии еще можно найти телефонные кабинки.
Треклятое любопытство и мысль о том, что я оставила в гостиной пару книг, привели меня обратно. Мертвец был еще теплый и не успел закоченеть. Я осторожно повернула голову мужчины, хотя знала, что тем самым запутаю следы и ухудшу собственное положение. Но мне было необходимо увидеть, знаю ли я покойного. Пуля, очевидно, застряла в мозге, так как лицо было цело. Оно ничего не выражало. Карие глаза были открыты, тонкие бескровные губы и маленькие темные усики, словно нарисованные плохим художником, казались безжизненными и безликими. Точный возраст определить было сложно: от двадцати пяти до сорока. На шее висел золотой крестик, такие носят обычно лютеране и католики. Он не помог мужчине сохранить жизнь, но, возможно, сберег душу.
Я аккуратно опустила голову незнакомца обратно на диванные подушки. Как хорошо, что у меня на ногах были целлофановые пакеты, иначе туфли испачкались бы в моче. Заставив себя поискать бумажник, я ничего не обнаружила, во всяком случае в карманах брюк. На руках мертвеца не было ни часов, ни колец. Пальцы босых ног и тыльную сторону ступни покрывали курчавые волоски.