У. Сомерсет Моэм «Острие бритвы» [4]
Вена, Австрия
Четверг, 24 апреля, 18.20
Если бы случайный прохожий, идущий по узким булыжным улочкам Леопольдштадта, увидел, как Джереми Логан торопливо поднимается на крыльцо дома 122 по Энгертштрассе, он не задержал бы взгляд ни на пожилом мужчине, ни на невзрачном здании, в котором размещалось Археологическое общество Толлера. Не привлекла бы его внимание даже входная дверь с декоративным замком в виде павлина. В Вене более заметным было бы отсутствие украшений.
Джереми позвонил и уже через мгновение скрылся внутри. Там он прошел через вторую дверь, невидимую с улицы, под буквами, высеченными под сводами, открывающими истинную сущность братства. Переход от ничем не примечательного наружного облика здания к экстравагантному интерьеру был разительным.
Общество памяти, членом правления которого состоял Джереми, было тайно основано в 1809 году для изучения работ австрийского востоковеда Йозефа фон Гаммер-Пургшталя [5] , одного из тех, кто принес в конце XVIII века в Европу семена познаний Востока. Особый интерес для основателей общества представляла проблема перевоплощения — верования, следы которого можно было найти и в недавно обнаруженных древнеиндийских ведических текстах, и в учении Каббалы, и в мистических школах Древнего Египта, и в трудах древнегреческих философов, и даже в христианской доктрине до V века нашей эры.
Общество обосновалось неподалеку от парка Пратер, в самом центре еврейского гетто, для того чтобы быть ближе к своим многочисленным членам-иудеям, а также чтобы быть подальше от любопытных глаз. Перед архитектором были поставлены два условия: здание не должно было привлекать к себе ненужного внимания, и при этом у него должен был быть по крайней мере один потайной выход.
Войдя в святая святых, Джереми прошел мимо суровых колонн-часовых в просторный зал встреч. На стене фреска с изображением древнеегипетского мифа об Изиде и Осирисе, пол застелен богатым ковром. Куполообразный свод выкрашен кобальтом ночного неба и усыпан мерцающими звездами — крошечными зеркалами, отражающими свет внизу. Во всех углах стояли сияющие реликвии и артефакты, но Джереми, не замечая их, направился прямо в библиотеку, где его уже ждали двое других членов правления.
— Guten abend [6] , — сказал Фремонт Брехт, откладывая газету.
Бывший министр обороны Австрии, глава Общества памяти, он восседал в кресле с высокой спинкой, словно правитель на троне, окруженный тысячами фолиантов в кожаных переплетах.
Немногие могли позволить себе приветствовать Фремонта так тепло и непринужденно, как это делал Джереми; но последний никогда не робел перед людьми, его пугали только тайны, которые он не мог постичь.
— Успеем ли мы попасть на концерт, или же встреча продлится слишком долго? — спросил Фремонт.
— Должны успеть. И у меня здесь машина.
— Хорошо, потому что я отменил одну важную встречу, имеющую отношение к начинающейся на следующей неделе конференции по проблемам безопасности, только для того, чтобы послушать сегодня вечером этот концерт, и мне бы не хотелось, чтобы все это было напрасно. — Фремонт махнул в противоположный угол вытянутого помещения, где за столиком сидела женщина средних лет с золотисто-каштановыми волосами и что-то быстро писала. — Эрика нас ждет.
Несмотря на свои семьдесят восемь лет и почти триста фунтов веса, Фремонт на удивление проворно встал и направился через комнату. Лишь некоторая вялость в движениях выдавала его возраст и пристрастие к обильной еде.
В нише на постаменте стояла древняя коптская ваза из кварца, сияющая в ярком луче направленного света. В церкви подобная ценная реликвия хранилась бы в сокровищнице, однако для членов Общества памяти ваза не обладала никакой силой и не таила в себе ничего сверхъестественного, поэтому они воспринимали ее как нечто само собой разумеющееся. Но сегодня Джереми пристально посмотрел на нее так, словно мог разглядеть сквозь тонкую белую стенку рассыпавшийся пепел и угли, лежащие на дне.
— Имеет ли эта встреча какое-то отношение к нашему шпиону? — спросила Эрика, когда мужчины подошли к ней.
Ее янтарно-золотистые глаза пытливо прошлись по помещению, словно выискивая в нем посторонних.
— Нет, но, полагаю, вас все равно заинтересует то, что я расскажу, — ответил Джереми. — Очень заинтересует.
Один из ведущих специалистов по проблемам ощущений, вызванных клинической смертью (ОКС), доктор Эрика Алдерман стремилась к тому, чтобы научное сообщество отнеслось серьезно к ее исследованиям связи ОКС и перевоплощения, финансируемым Обществом памяти. И неважно, что шестьдесят процентов населения Земли верят в воспоминания о прошлой жизни; официальная наука относится к этому не просто подозрительно, а с полным презрением. В последнее время Эрике удалось добиться определенных успехов, но она опасалась, что кто-то из членов общества шпионит за ней, поскольку недавно, уже второй раз за год, в прессу просочились слухи о ее работах. С тех самых пор Эрика настоятельно требовала от Фремонта Брехта нанять частного детектива.
— Что у вас там, Джереми? — нетерпеливо постучал пальцем по обтянутому кожей столу Фремонт. — Право, мне бы очень не хотелось пропустить концерт.
— Три месяца назад ко мне обратилась одна женщина, попросившая оценить экземпляр Торы, найденный в тайнике квартиры своей бабушки, в надежде на то, что им заинтересуется наше отделение иудейского искусства.
Далее Джереми рассказал, как он вошел в гостиную покойной бабушки Хелен Хоффман, чтобы взглянуть на одно сокровище, и едва устоял на ногах, увидев другое, запыленное, забытое на столике. Несмотря на то что он никогда раньше не видел эту резную деревянную шкатулку, он сразу же ее узнал. На протяжении многих лет, ночами, долгими и пустыми ночами, и днями, наполненными бесцельными блужданиями, Джереми гонялся за этим призраком, повинуясь зову навечно засевших в памяти образов того, как его дочь, тогда еще маленькая девочка с шелковистыми кудрями и печальными бледно-зелеными глазами, снова и снова рисует его, не жалея ни себя, ни карандаши, с мучительным старанием воспроизводя все детали, а по щекам у нее тянутся серебристые полоски от слез.
Джереми был поражен тем, что в конце концов наткнулся на реликвию, абсолютно идентичную той шкатулке, которую рисовала его дочь, но все же в это совпадение он еще мог поверить. Однако то, что содержалось в письме, обнаруженном в ларце сегодня утром, оказалось настолько непостижимым, что Логан помчался к своим коллегам, спеша поделиться с ними своей находкой.
— Шкатулка принадлежала Антонии Брентано… — начал он.
Увидев, что это имя для Эрики ничего не значит, Фремонт объяснил, что речь идет об одной из близких подруг Бетховена, возможно, его «бессмертной возлюбленной».