— Перестала звонить. А потом исчезла.
— И тогда ты начала звонить Хелен.
— И требовать ответов.
— Так и надо было, — сказала Энджи. — Жалко, что меня с тобой не было.
Я спросил:
— Так, значит, ты позвонила Хелен?
Она кивнула:
— И не один раз. И на автоответчике оставила пару ласковых.
— А Хелен сохранила эти сообщения, — сказала Энджи. — И предъявила их судье.
Беатрис кивнула:
— Именно.
— И ты уверена, что Аманда не в Фоксборо.
— Абсолютно.
— Почему?
— Потому что я три дня за этим домом следила.
— Сидела в засаде, — ухмыльнулся я. — Хотя судья тебе именно это и запретил. Черт, Беа, ну ты даешь.
Она пожала плечами:
— С кем бы полиция ни разговаривала, уж точно не с Амандой.
Не переставая щелкать по клавиатуре, Энджи на секунду оторвалась от монитора:
— В школьных базах данных нет никакой информации о Кристине Инглиш. Социальной страховки тоже нет. Медицинских данных — тоже.
— И что это значит? — спросила Беа.
— Это значит, что Кристина Инглиш переехала в другой штат. Или…
— Нашла, — сказала Энджи. — Дата смерти — шестнадцатое сентября тысяча девятьсот девяносто третьего года.
— …что она умерла, — закончил я.
— Автомобильная авария, — сказала Энджи. — Уоллингфорд, Коннектикут. Дата смерти родителей — та же самая.
Беа непонимающе уставилась на нас.
Энджи сказала:
— Аманда пыталась присвоить себе личность Кристины Инглиш, Беа. А ты ей помешала. В базах данных штата Массачусетс нет информации о смерти. Наверняка есть в Коннектикуте — мне нужно будет копнуть поглубже, чтобы выяснить, — но в принципе вполне реально, что кто-нибудь мог выдать себя за Кристину Инглиш и в пределах штата о подмене никто бы никогда не узнал. Можно получить карточку социальной страховки, подделать трудовую книжку, а потом, если захочется, вписать в нее инвалидность, которую якобы схлопотал на липовой работе, и получать от штата пенсию.
— Или, — добавил я, — она могла в течение месяца набрать кредитных карт и влезть в шестизначного размера долги, расплачиваться по которым покойная Кристина не в состоянии в силу очевидных причин.
— Значит, или Аманда вместе с Хелен и Кенни занималась мошенничеством… — начала Энджи.
— Или пыталась стать другим человеком.
— Но в этом случае она бы не получила два миллиона, которые город обязан ей выплатить в следующем году.
— Резонный довод, — сказал я.
— Хотя, — продолжила Энджи, — если она состряпала себе новую личность, это еще не значит, что она откажется от настоящей.
— Но я ведь перехватила свидетельство о рождении, — напомнила Беа. — Значит, теперь она может быть только самой собой, так?
— Ну, скорее всего, с Кристиной Инглиш теперь покончено, — предположил я.
— Но?
— Но, — сказала Энджи, — поддельные личности — те же аватары из компьютерных игр. Она могла завести себе сразу несколько, если мозгов хватило. Аманда и вправду такая умная?
— Очень, — подтвердила Беа.
С минуту мы молчали. Я заметил, что Беа уставилась на фотографию Габриэллы. Мы сделали ее прошлой осенью. Габби сидела на куче листьев, раскинув в стороны руки, будто позировала для фигурки на вершине трофейного кубка. Улыбка у нее была шире, чем куча листвы, на которой она сидела. Миллионы точно таких же фотографий украшают каминные доски и кофейные столики, тумбочки и телевизоры по всему миру. Беа продолжала смотреть на снимок, проваливаясь в него.
— Потрясающий возраст, — вздохнула она. — Четыре, пять лет. Весь мир полон чудес и перемен.
Я не мог найти в себе сил взглянуть своей жене в глаза.
— Я посмотрю, что можно сделать, — сказал я.
Улыбкой Энджи можно было бы накрыть весь округ Саффолк.
Беа протянула мне руки через стол. Я сжал их. Они были теплыми, нагретыми от кофейной чашки.
— Ты снова ее найдешь.
— Я сказал, что посмотрю, Беа.
Она устремила на меня исполненный чуть ли не религиозного восторга взор:
— Ты снова ее найдешь.
Я ничего не сказал. Зато сказала Энджи:
— Найдем, Беа. Во что бы то ни стало.
После ее ухода мы сидели в гостиной, и я смотрел на фотографию Беатрис и Аманды, снятую год назад в банкетном зале «Рыцарей Колумба». Они стояли на фоне обшитой деревом стены. Беа глядела на Аманду, и изливавшаяся из нее любовь была как луч света из фонаря. Аманда смотрела прямо в камеру. Жесткая улыбка, жесткий взгляд, челюсть чуть скошена вправо. Некогда светлые волосы теперь стали темно-каштановыми — прямыми и длинными. Худая, невысокого роста, она была одета в серую футболку с логотипом Ньюбери Комикс, темно-синюю куртку «Ред Соке» и такого же цвета джинсы. Чуть искривленный нос покрывал легкий налет веснушек, а зеленые глаза были очень маленькими. У нее были узкие губы, острые скулы и угловатый подбородок. Глаза ее отражали столько всего, что я сразу понял — ни одна фотография не смогла бы точно передать, какой была Аманда. Наверное, ее лицо менялось по тридцать раз за пятнадцать минут. Никогда не красивое, но всегда — приковывающее к себе внимание.
— Ого, — сказала Энджи. — Ребенок-то уже совсем не ребенок.
— Знаю. — Я на секунду прикрыл глаза.
— А чего ты ожидал? — спросила она. — С такой-то матерью? Если Аманда до двадцати лет не загремит в нарколечебницу, это будет невероятная удача.
— Напомни, зачем я за это взялся? — поинтересовался я.
— Потому что ты хороший человек.
— Не настолько хороший, — сказал я.
Она поцеловала меня в мочку уха.
— Когда твоя дочь тебя спросит, ради чего ты готов пойти на все, неужели тебе не захочется иметь на это ответ?
— Было бы неплохо, — признался я. — Правда. Но эта рецессия, эта депрессия, эта хрен ее поймешь что — вот что мы имеем сейчас, милая. И пропадать она никуда не собирается.
— Пропадет, — отозвалась она. — Когда-нибудь. Но вот то, что ты сам считаешь правильным, причем прямо сейчас… Вот это — навсегда. — Она повернулась, подтянула ноги, обхватила их за лодыжки. — Як тебе присоединюсь на пару-тройку дней. Весело будет.
— Весело, ага. А что ты с…
— Помнишь, я прошлым летом с Чудовищем сидела? Вот пора Пэ-Эр и вернуть мне должок. Посидит с Габби, пока мы с тобой будем искать приключений.
Чудовищем мы прозвали сына подруги Энджи Пегги Роуз — она же Пэ-Эр. Гэвину Роузу было пять лет, и, насколько я понял, он никогда не испытывал потребности во сне. Вместо этого он предпочитал ломать и курочить все, что подвернется ему под руку. Еще он любил орать безо всякого повода. Его родители находили такие повадки очаровательными. Когда в прошлом году у Пэ-Эр родился второй ребенок, это событие совпало с кончиной ее свекрови, и именно из-за этого нам с Энджи пришлось сидеть с Чудовищем целых пять дней. Пять самых длинных дней в истории человечества.