Тем же утром, пока я опрашивал школьниц, Энджи созвонилась со своей подругой Пэ-Эр и уговорила ее несколько вечеров посидеть с Габби. Потому и получилось, что моя жена присоединилась к расследованию — впервые за почти пять лет. Мы направились к северу от города, в Рединг, чтобы встретиться с отцом Софи Корлисс.
Дом Брайана Корлисса располагался на усаженной кленами улице с широкими белыми тротуарами и газонами, которые выглядели так, будто их даже не стригли, а брили — минимум пару раз в день. Настоящий пригород для среднего класса — возможно, тяготеющего к классу высшему, но не до такой степени, чтобы страдать ярко выраженным элитизмом. Гаражи у каждого дома были рассчитаны на две машины, а не на четыре, да и припаркованы там были «ауди» и ограниченного тиража «тойоты», а не «лексусы» или БМВ-740. Все дома казались вполне ухоженными, и на каждом фасаде красовались рождественские украшения и гирлянды. В этом плане дом Корлиссов — белый, колониального стиля, с черными жалюзи, наличниками и дверью — ничем не отличался от соседских. Перемигивавшиеся фонарики-сосульки свисали с водосточного желоба, крыльца и перил. Над дверью гаража висел венок, огромный, как само солнце. Перед кустами на газоне расположились ясли, а вокруг них — три волхва, Мария, Иосиф и стадо разных домашних животных, сгруппировавшихся вокруг пустой колыбели. Справа от них толпились малоуместные здесь снеговики, эльфы, олень, Санта с супругой и косо взирающий на эту картину Гринч. На крыше, рядом с трубой, были припаркованы сани и гирляндами выложено «СЧАСТЛИВОГО РОЖДЕСТВА». Столбик, на котором крепился почтовый ящик, был оформлен под полосатый леденец.
Когда мы подъехали к дому, Брайан как раз находился в гараже — выгружал покупки из своего внедорожника «инфинити». Он поприветствовал нас взмахом руки и улыбкой, широкой, как прерия. Подтянутый и стройный, одет он был в джинсовую рубашку, белую футболку, заправленную в безупречно отглаженные светлые брюки, и темного красно-бурого цвета куртку с кожаным воротником. Сорока с небольшим лет, он был в превосходной форме. Вполне логично, ведь последние десять лет он зарабатывал сначала как тренер по фитнесу, а потом — как фитнес-гуру. Он ездил по Новой Англии и общался с руководителями небольших фирм, убеждая их, что лучший способ повысить производительность труда в компании — это приучить сотрудников к занятиям спортом. Он даже книгу написал «Как похудеть и добиться успехов во всем» — на несколько недель она стала местным бестселлером. Беглое изучение его веб-сайтов (их он имел три) и его автобиографии указывало на то, что до пика карьеры ему еще далеко. Мы обменялись рукопожатиями — в отличие от большинства качков, он не сдавливал наши ладони, как в тисках, — и он поблагодарил нас за то, что мы приехали. Затем извинился, что не смог встретиться с нами где-нибудь на полпути.
— Просто движение в городе такое… После двух на дороги лучше и не соваться. Я так Донне и сказал, а она мне: «А детективам как обратно добираться?»
— Донна — это ваша жена?
Он кивнул и продолжил:
— Об этом-то я и не подумал. Так что простите меня.
— Ну, мы же сами напросились, — сказал я.
Он отмахнулся:
— Да нет, ничего страшного. Если вы поможете мне вернуть дочь, то напрашивайтесь сколько угодно.
Он поднял с пола гаража сумку. Всего их было шесть, я протянул руки за двумя. Энджи взяла две другие.
— Нет-нет, не надо, — запротестовал он. — Я сам.
— Ну, глупости-то не говорите, — сказала Энджи. — Это меньшее, что мы можем для вас сделать.
— Ой, — сказал он, — спасибо. Очень любезно с вашей стороны.
Он закрыл багажник «инфинити» — меня слегка удивила красовавшаяся на заднем стекле идиотская наклейка «Владелец лицензии на отстрел террористов». Вероятно, я должен был облегченно вздохнуть, зная: если бен Ладену вдруг приспичит одолжить сахарку, Брайан Корлисс будет готов от имени всех американских граждан засветить ему по морде. На самом деле меня просто бесило, что тысячи погибших 11 сентября превратились в очередной повод для продажи очередной дебильной наклейки. Однако, прежде чем я успел раскрыть рот и испортить всем настроение, мы уже направились прочь из гаража — к черной парадной двери двухсотлетнего здания.
Пока Брайан выгружал покупки, мы стояли у гранитной кухонной стойки. Первый этаж дома был отремонтирован совсем недавно, так что в воздухе еще витал едва уловимый запах древесной стружки. Не думаю, что первоначальным планом предусматривались заниженные полы в гостиной, или обшитые гравированной медью потолки в столовой, или расположившийся на кухне холодильник «Саб-Зиро». Оконные рамы по всему дому тоже были заменены, но, несмотря на то что все они были одного и того же бледного, яичной скорлупы цвета, дом все равно казался составленным из нескольких не сочетающихся друг с другом частей. В гостиной царила белизна — белый диван, белые коврики, молочного цвета каминная доска, пепельно-белые дрова в металлической корзине цвета слоновой кости и возвышавшаяся над всем этим огромная белоснежная рождественская елка в углу. Кухня была выдержана в темных тонах — шкафчики вишневого дерева, серая гранитная стойка и черный кафель за раковиной. Даже холодильник и вытяжка над плитой были черного цвета. Столовая была выполнена в духе датского модерна — чистый, светлый стол с четкими гранями, окруженный стульями с высокими спинками. В целом дом производил такое впечатление, что при его оформлении хозяева чересчур увлеклись слишком большим количеством разных каталогов.
И на каминной полке, и на полках шкафов, и на холодильнике стояли в рамках фотографии Брайана, блондинки и светловолосого мальчика. Их же фотографии висели на стенах. Изучая их, можно было проследить жизнь мальчика — от рождения и лет до четырех. Блондинкой на фото была, судя по всему, Донна. Довольно привлекательная — она обладала внешностью, свойственной официанткам в спортбарах и представителям фармакологических компаний: густые волосы цвета рома, ослепительно-белые зубы. Судя по всему, к пластическому хирургу она ходила как на работу. Груди ее, заметные почти на каждом снимке, были похожи на пару идеальных мячиков для софтболла, вылепленных из живой плоти. Лишенный морщин лоб наводил на мысли о свежезабальзамированных покойниках, а улыбка — об электрошоковой терапии. На паре фотографий — не более — можно было видеть черноволосую девочку с потухшим взглядом и пухлым подбородком: Софи.
— Когда вы в последний раз ее видели? — спросил я.
— Несколько месяцев тому назад.
Энджи и я уставились на него поверх стойки.
Он поднял ладони:
— Знаю, знаю. Но обстоятельства сложились так, что… — Он скривился, затем неловко улыбнулся. — Скажем так, родителем быть нелегко. У вас дети есть?
— Есть, — сказал я. — Дочка.
— И сколько ей?
— Четыре.
— Маленькая еще, — сказал он. — И проблемы маленькие. А чем старше они становятся, тем с ними сложнее. — Он перевел взгляд на Энджи: — А у вас, мисс?