Трудно представить, что Кэтлин не разоткровенничается, увидев этот снимок. Еще посмотрим, кто и кем будет манипулировать.
— Не знаю, что вам наговорили насчет того, почему я перевела ее в блок «Браво», — говорит Тара. — Это отделение строгого режима.
— Мне лишь известно, что ее туда перевели, — неопределенно отвечаю я.
— Разве мистер Браззо не объяснил? — В ее тоне слышится раздумье. Она кладет ладони на квадратную столешницу дубового стола.
Леонард Браззо — судебный защитник по уголовным делам, я к нему обратилась для того, чтобы в том случае, когда дело о попытке покушения на мою жизнь дойдет до суда, мне не пришлось доверяться какому-нибудь перегруженному работой или совсем еще зеленому помощнику адвоката. Я не сомневаюсь в том, что команда Доны Кинкейд, люди, которые защищают ее безвозмездно, постарается представить факт нападения на меня в моем собственном гараже как нечто вполне извинительное. Они заявят, что это я сама виновата в том, что на меня напали, причем сзади, из засады и в кромешной темноте. Мне чертовски повезло, что я осталась жива, и если я сижу сейчас в заросшем плющом кабинете Тары Гримм, то прежде всего потому, что это дело беспокоит меня гораздо сильнее, чем я готова признать, поскольку у меня вовсе нет уверенности в своей безопасности.
— Насколько я понимаю, ее перевели в отделение строгого режима ради ее же собственной безопасности, — отвечаю я, представляя камуфляжный бронежилет повышенного уровня надежности с кевларовыми керамическими пластинами. Я помню жесткую на ощупь текстуру нейлона, особенный запах, какой бывает у новых вещей, тяжесть на плече, когда я стала надевать его там, в моем темном, выстуженном гараже.
— Похоже, мое решение перевести ее в блок «Браво» заставило вас сомневаться в целесообразности поездки в Саванну, — замечает Тара. — Наверное, после всего, что вам довелось пережить, вам не слишком-то хочется испытывать судьбу.
Воображение рисует мне картину — яркие белые крупинки, мелкие, словно пыльца, которые я увидела при магнитно-резонансном сканировании первой жертвы Доны Кинкейд, молодого человека, убитого инжекторным ножом. Эти яркие белые частицы особенно густо концентрировались вокруг небольшой, в форме петлицы раны; проникнув глубже, они разорвали внутренние органы и мягкие ткани груди. Словно бомба, детонировавшая внутри человеческого тела. Если бы ей удалось завершить задуманное и подобраться ко мне поближе с тем же оружием, то я успела бы умереть, еще не коснувшись земли.
— Вот только не понимаю, почему вы надели бронежилет, находясь в собственном доме, — закидывает удочку Тара Гримм. А почему бы и нет, если она может себе это позволить.
Я не афиширую ту часть своей работы в Министерстве обороны, которая касается секретных сведений в области медицины, и не тороплюсь объяснять, что генерал Бриггс пожелал узнать мое мнение о последнем варианте бронежилета, разработанного специально для женских подразделений. Теперь я знаю точно, что жилет способен остановить стальной клинок. Удача, глупое везение; я помню тот шок, который испытала, увидев свое отражение в зеркале после того, как все закончилось. Забрызганное красными точками лицо. Красные волосы. На мгновение я ощутила запах металла и услышала, как, шипя, в моем холодном и темном гараже оседает теплым и влажным слоем красный туман.
— Я так понимаю, если судить по тому, что передавали в новостях, собака была с вами в гараже, когда все произошло. Как поживает Сок?
Я слышу, что говорит начальница тюрьмы, но продолжаю рассматривать свои руки. Чистые пальцы с неполированными короткими ногтями. Я делаю глубокий вдох и сосредоточиваю внимание на запахах в комнате. Ничего похожего на железистый запах крови, лишь едва уловимый аромат парфюма. «Эсте Лаудер». «Свежесть юности».
— С ним все в порядке. — Я снова сосредоточиваю внимание на ней и спрашиваю себя, не упустила ли чего-нибудь. Как это мы перешли на тему борзой?
— Так он все еще у вас? — Она смотрит на меня в упор.
— Да, у нас.
— Рада слышать. Очень хороший песик. Но они все такие. Ласковые и милые. Знаю, Кэтлин не хотела никому его отдавать и до сих пор надеется, что вернет его, когда выйдет отсюда.
— А когда она выйдет? — интересуюсь я.
— Дона приютила Сока потому, что Кэтлин не хотела отдавать его никому другому, так уж любила, — говорит Тара. — К животным хорошо относится, в этом ей, по крайней мере, не откажешь. А потому должна вас предостеречь — они общаются, у них что-то вроде союза. У Кэтлин с Доной. Кэтлин будет стараться убедить вас в обратном, вы сами это увидите. С тех пор как меня сюда назначили, Дона бывала здесь довольно частой гостьей, навещала мать по три или четыре раза в год, вносила деньги на ее тюремный счет. Теперь, разумеется, это все прекратилось. Они переписывались друг с другом, но полиция изъяла письма, хотя это совсем не означает, что они не продолжают общаться уже как заключенные. Да вы, должно быть, в курсе.
— Не интересовалась.
— Теперь, когда у Доны такие неприятности, Кэтлин об этом правды не скажет. Не хочет осложнять свое положение, не хочет, чтобы и ее обвинили в чем-то, тем более когда дело касается людей, которые в состоянии ей помочь. Вас, например. Или какого-нибудь видного адвоката. Кэтлин будет говорить то, что, по ее мнению, пойдет ей на пользу.
— Что вы имели в виду, говоря «когда она выйдет»? — повторяю я.
— Знаете, тут все они считают себя невиновными.
— Я даже мысли не допускала, что это может касаться Кэтлин Лоулер.
— Сока она не получит, разве что он до глубокой старости дотянет. — Тара Гримм произносит это так, словно дает клятву. — Я рада, что вы взяли собаку к себе. Мне бы очень не хотелось, чтобы одна из наших собак, которую мы здесь обучали, снова оказалась на улице или попала в плохие руки.
— Уверяю вас, Сок никогда не окажется на улице и не попадет в плохие руки. У меня никогда не было такого преданного питомца, он за мной следует как тень.
— Большая часть наших борзых из Бирмингема, оттуда же и Сок, — произносит Тара. — Их там списывают, когда они теряют резвость, а мы забираем, чтобы не усыпили. Заключенным полезно напоминать о том, что жизнь является даром Божиим, а не Богом данным правом. Его как дают, так и отнимают. Я так полагаю, что вы, когда взяли Сока, не знали, что он принадлежал Доне Кинкейд.
— Его нашли в задней комнате холодного дома в Салеме. Это было зимой, псу нечего было есть. — Пусть допытывается, расспрашивает о чем вздумается, многого я ей не скажу. — Я забрала его к себе, пока решалось, что с ним делать дальше.
— А потом за ним пожаловала Дона, — продолжает Тара Гримм. — Пришла к вам в тот же вечер, чтобы забрать свою собаку.
— Интересно, что вы слышали эту версию, — отвечаю я, размышляя о том, откуда появилась столь абсурдная интерпретация.
— Да, ваш интерес к Кэтлин для меня загадка, — почти шепотом произносит Тара. — По-моему, это не самое благоразумное решение для человека, находящегося в вашем положении. Я так и сказала мистеру Браззо, но, разумеется, разъяснять ваши истинные мотивы он не пожелал. Как и не объяснил, с чего это вы так добры к ней.