Со временем вы привыкнете и полностью подчинитесь чужой воле. Ведь свои собственные недостатки вы знаете лучше кого бы то ни было и понимаете, что выглядите некрасиво. Ай-ай-ай. Что подумает о вас всевидящий глаз? Старайтесь ему понравиться. И вот так, шажок за шажком, вы придете к последней черте, будучи готовым на все.
Буратинко написал ключевую фразу, по которой я его узнал (она на самом деле не про Сашу и была нецензурного содержания; про Сашу и сушку было потом, позднее). Он убедился, что я его понял, а потом в завуалированной форме попросил меня рассказать поподробнее о картинах из нашей коллекции. Агентов поджимал срок подачи отчета начальству. Сил и средств было истрачено много, а результата нет. Руководство уже не на шутку сердилось.
Выглядела эта просьба весьма колоритно. Буратинко попросил меня написать «поподробнее про изотерику». Переписка наша велась в виде его комментариев и моих ответов на эти комментарии у меня в ЖЖ. Я, стремясь убедиться, что понимаю агента правильно, ответил: «На фиг тебе эзотерика, если ты и писать-то без ошибок не умеешь?» Он ответил: «Писать я умею. Только это не интересно. Интересно про изотерику».
Я, таким образом, убедился, что замена буквы «э» на «и» в слове не случайна. Агент хочет больше информации именно об изобразительном искусстве и намеренно вместо «эзотерика» пишет «изотерика».
Я воспринял его просьбу как хорошую новость («черти» наконец-то заинтересовались реальной первопричиной нашего квеста), был рад, что «контора» наконец-то взялась за ум, а следовательно, недоразумение вскоре рассосется, поэтому написал довольно большой текст про картину, но не про автопортрет Челлини, а про другую, впрочем, тоже из нашей коллекции.
Я хотел быть уверенным, что агента интересует именно Челлини, и потому подсовывал ему другое. Расчет был на то, что, если я прав в своих предположениях, will2013 потребует информацию именно о Челлини, отвергнув любую другую, тогда я буду уверен, что «контора» поняла суть проблемы и действительно сконцентрировалась на портрете Бенвенуто.
Буратинко, увидев мой текст, очень обрадовался, хотя и посетовал, заныл, что «дело к ночи» и «опять ему не спать». Ну а я стер только что написанный текст (раз корреспондент его уже прочитал и скопировал) и спокойно лег спать. Впервые за несколько дней у меня прояснилось на душе.
На следующее утро он (видимо, сбегал в свою «контору», и ему там объяснили: мол, не то) написал мне, под другим постом, дескать, а где тут изотерический текст, который был вчера? Я ответил, что нечего тексту болтаться всуе. Информация не для праздных глаз, и я ее стер.
На что Буратинко посетовал, мол, это, конечно, хорошо. И текст был очень интересный, но «не совсем то, что требуется в текущий момент». Таким образом, мой план сработал. Я убедился, что «контору» интересует именно Челлини, их не устроил текст про другую картину, поэтому вскоре разместил в ЖЖ уже приготовленный заранее рассказ про портрет Бенвенуто. На этот раз Буратинко, видимо, получил что хотел и очень обрадовался.
Вероятно, «оборотни» сверяли информацию, добытую агентом в прямой беседе со мной и полученную каким-то иным путем из других источников. Например, из перехваченной переписки с профессором Фриманом. Когда все у них совпало, они поняли, что сведения достоверные и пазл действительно сложился.
Но после этого эпизода, к моему удивлению, Буратинко не оставил меня в покое, хотя наши отношения с Катрин сворачивались.
Мы все-таки еще переписывались с моей бывшей «шери». Ведь надо было закончить дела, которые мы с ней наметили. Отменить встречи, дождаться результатов уже проведенных переговоров и так далее. Чаще всего звонил я, чтобы узнать судьбу того или иного начатого дела. Она сухо отвечала или переводила разговор на другие темы.
В одной из СМС от Катрин (теперь всегда холодных) 23 ноября 2010 года в 16:58 я прочел, что она находится в Риме. Это меня немного резануло. Может быть, она уже занимается другими задачами? Но интуиция подсказывала мне: это не так.
Сердце екнуло, предупреждая: было бы неприятно, если б французы связались с итальянцами по моей проблеме и, грубо говоря, продали меня итальянцам с потрохами. Ведь итальянцы облизывались на портрет Челлини еще с 2005 года, а французский Минкульт, наоборот, предпочитал его игнорировать, чтобы не было скандала.
И в самом деле, у сотрудников министерства в Париже наверняка имеются более важные дела, чем какой-то портрет Бенвенуто, который все равно уже давно умер.
Поэтому сведения, с трудом нарытые «конторой» о картине, судя по всему, не находили практического применения во Франции. Зато в Италии их бы оценили высоко.
Справедливости ради следует отметить, что агенты и офицеры ДСРИ в свое время обстоятельно проинформировали французский Минкульт о шедевре в моих руках, ставшем причиной такого веселого квеста.
Катрин несколько раз выходила со мной на связь по скайпу уже после того, как мы установили прямые отношения с агентом Буратинко, то есть в период с 13 по 23 ноября. Моя бывшая любовница интересовалась, пойду ли я на переговоры с министром культуры Фредериком Миттераном и чего от меня можно ожидать.
Я был не против встречи с министром, но она так и не состоялась. Логика в отказе от этой встречи со стороны министра хорошо просматривается: Минкульту пришлось бы капитулировать в любом случае, как только бы он начал официальные переговоры.
Пришлось бы признать свою халатность по отношению к произведениям искусства, являющимся частью национального достояния, которые чиновники разрешили вывезти из страны даже без осмотра экспертов. Французское общественное мнение не простило бы таких ошибок ни министру Миттерану, ни луврским искусствоведам. Поэтому Минкульт просто тянул резину и ничего не предпринимал, надеясь, что проблема рассосется как-нибудь, а умелые «оборотни» тем временем смогут «подписать» меня на неразглашение.
Французские спецслужбы, таким образом, теперь трудились только для себя: они постоянно тревожили меня и Ирину, тормошили и выводили из равновесия, но ничего не предлагали по делу.
По прошествии времени я вижу, что они активно разрушали нашу психику, чтобы мы стали легкой добычей для вербовки. Им требовалось добиться результата, и отпускать нас с миром на волю они не хотели. Результат, с их точки зрения, — это или заведение серьезного уголовного дела, или вербовка, или, как вариант, смерть клиента.
Особенно старался Буратинко. Продолжались скрытые и явные угрозы, издевки, давление на наши с Ириной финансы и изредка дружеская псевдоинтеллектуальная болтовня.
Я не знаю, как называется этот психологический прием, но я бы назвал его «контрастный душ». Периоды запугивания, жестких наездов сменялись добрыми, теплыми словами, посулами, обещаниями «позитивных перемен в жизни», и наоборот. Нормальный неискушенный человек, попав под пресс контрразведки, потом надеется, что полицейские исправят свои ошибки и помогут ему восстановить дела. Все это чушь. Они безжалостны и заниматься склеиванием побитых горшков не собираются.