Наконец он с сожалением поднял два самодельных кукана и с трудом потащил свою почти двадцатикилограммовую добычу на базу.
Иван Самохин, молодой начальник отряда, обычно в таких случаях разражался тирадой: «А на фига столько ловите, если обработать не сможете?»
Но, как ни странно, встретив Амира на тропе, Самохин только внимательно посмотрел на улов и зачем-то спросил: «А много там его ещё осталось?», – чем поставил Амира в изрядный тупик. Суханов постоял минуту в растерянности на путике, а затем продолжил движение к палаткам.
Алтын-юряхский отряд состоял из четырёх человек – начальника отряда геолога Самохина, прораба Амира и двоих рабочих с хрестоматийными фамилиями Иванов и Сидоров. Сейчас уже они сворачивали все работы, паковали образцы, шлихи, оборудование, оставляя «на поверхности» только самое необходимое и личные вещи. Со дня на день на соседнюю косу должен был сесть самолёт – «Аннушка», нанятый для обслуживания геологических отрядов всего Алданского бассейна на два года вперёд.
Жизнь на базе, несмотря на сборы, шла своим чередом: Паша Иванов варил на обед какой-то диковинный суп-кандей из консервов и сохатиной грудинки, Лёша Сидоров навалил в лесу сушины и перетаскивал дрова к лагерю. Суханов потрошил рыбу, а вернувшийся Самохин шелестел у себя в отдельной палатке картами.
Когда Иванов прокричал обед, все с удовольствием оторвались от своих занятий, потому что время еды было ещё и поводом пообщаться.
Но именно в этот день Самохин разговаривать за столом не хотел.
Не отзывался он ни на забавные байки Суханова, которых тот, профессиональный труженик геологоразведки, знал великое множество, ни на плоские шуточки Сидорова, которые тот отпускал в преддверии вылета к двум всегдашним объектам своего вожделения – водке и бабам. Постепенно все затихли и просто принялись за еду, проклиная про себя так не вовремя оказавшегося не в настроении начальника.
После обеда Самохин выждал с полчаса, пока рабочие не удалились подальше от палаток. А затем поманил Амира к себе.
Амир Суханов работал в геологических экспедициях с пятнадцати лет. Попал он в отряд сразу после интерната, отпахал рабочим, лаборантом, отслужил армию, а потом вернулся в управление как к себе домой. Неразговорчивый, холостой, он, как ему казалось, ничего не умел, кроме черновой геологической работы и простой таёжной жизни. Но и первое, и второе он любил самозабвенно. Было ему тридцать два года, и он считался самым опытным человеком в отряде, несмотря на то что оба рабочих были в полтора раза старше его. Но рабочие относились к широко распространённой на северах категории экспедиционных бичей, и всерьёз никто на них полагаться не собирался. Им просто приказывали – и всё.
Вообще-то геологический отряд напоминал маленькую военную часть, где офицером был геолог, на котором – всё: и государственное задание, и умение ориентироваться в пространстве, и прокладка маршрутов, и отбор образцов, и описание обнажений. Суханов был вроде как прапорщиком – отвечал за снабжение, упаковку груза, управлял рабочими. Он заочно учился на геофаке Иркутского университета и уже сейчас мог самостоятельно описать обнажение, маркировать образцы и, кроме того, каким-то природным чутьём умел понимать земную поверхность. И Самохин, и руководство территориальной экспедиции понимали, что, получив образование, Суханов станет квалифицированным поисковиком «от бога» и со временем вольётся в ряды лучших асов управления. Ему никто не завидовал: Амир был сиротой, и всем казалось, что Судьба так обязана расплатиться с человеком за его тяжёлое детство.
Самохин мрачно кивнул и вытащил из вьючного ящика фляжку с «расходным» спиртом. Суханов насторожился: это совершенно не походило на начальника, который недостаток лет пытался возместить напускной суровостью и уставными отношениями. Тем не менее кружку он принял.
– Даже не знаю, что сказать, – начал Самохин. – Самолёта не будет.
Суханов сразу понял, о чём речь.
От ближайшего посёлка их отделяло двести восемьдесят километров по прямой – с тремя горными хребтами, двумя большими и бессчётным количеством малых притоков, горной тайгой и одной озёрной низменностью, которая стоила всего остального рельефа. Правда, к тому же посёлку вёл водный путь протяжённостью шестьсот двадцать километров. Но путь этот грозился в любой день перекрыться ледоставом.
Амир Суханов поднял брови и отставил кружку на край стола.
– И что они предлагают? – привычно спросил он.
Под «ними» подразумевалось далёкое алданское начальство. Геология – структура жёсткая, как земная кора, которую они изучали, и «предложение» алданского начальства по сути означало приказ.
– «Аннушку» нашу угоняют на какие-то работы в Новосибирск, – продолжил Самохин. – На месяц. И неизвестно, сколько этот месяц продлится.
– В отряде что, других самолётов нет?
– Да хрен их знает. Мне отсюда ничего не понятно. Но нам предложено готовиться к длительному ожиданию.
– Длительному – это до весны?
– Ну, по крайней мере, до хорошего снега.
– Ну до снега – так до снега, – хмыкнул Суханов. – Полевые-то нам платят?
– Естественно.
– Это главное. Для мужиков, я имею в виду. Если есть гарантия от начальства, что им здесь за рыбалку и зимний сон будут платить деньги, то никакого скрипа не будет. Только им сейчас прямо надо об этом сказать. Зови в палатку! – и Амир замахнул свою порцию спирта из кружки.
Работяги восприняли новость довольно спокойно. Конечно, никто из работников партии во время сборов весной не собирался «входить в зиму», но тёплые вещи, рассчитанные на многоградусные морозы, нашлись у всех. Практически каждый помнил какие-то предприятия, которые заканчивались не тем, чем планировалось, или даже сам в них участвовал. А так как любое продление сезона на северо-востоке Сибири неминуемо означало столкновение с холодом, то вполне логично было к нему (то есть холоду) и готовиться. Так что все достали из загашников не только шапки-ушанки, свитера, ватники, но даже валенки нашлись в закромах.
Надо сказать, что база экспедиции представляла собой три брезентовые натянутые на каркасы палатки – две жилые и одну банную. Всё снаряжение для партии было завезено тем же Сухановым в марте с помощью самолёта Ан-2 и дожидалось летней заброски в одной вырубленной трёхсотлитровой железной бочке из-под горючего и четырёх прочных дощатых ящиках, подбитых по периметру контровочной лентой – от медведей. Эта упаковка вмещала в себя весь необходимый на полгода запас снаряжения, продуктов и инструменты.
– Надо зимовье построить, – обратился Амир к Самохину и, когда тот вопросительно посмотрел на него, пояснил: – Я безделья боюсь. Народ у нас ушлый, бражку поставит или ещё как-то самореализуется.
Инструментов в партии было не очень много: нашлись двуручная пила, две ножовки, три топора. Такой набор Суханов признал более чем достаточным. Не было больших гвоздей, но Суханов сразу сказал: рубить избу будут «в лапу», а соединение сажать на деревянный шип. Бурав для шипов сделали из якутского охотничьего ножа – длинного и узкого, с односторонней заточкой, специально приспособленного крутить дырки в дереве.