Book.

Озеро Эльгыгытгын — отправная точка всех поисков «самого большого медведя».

Впервые я увидал его 14 июля. Озеро практически полностью было покрыто ноздреватым рыхлым синеватым ледяным панцирем. Нас, высадившихся на берег в относительно ясную погоду, сразу же до костей пронизало ледяным ветром.

Холмистые берега с выходами скальных останцов были все испещрены пятнами нерастаявших сугробов, называемых в просторечии «снежниками», которые дожили до самой середины лета. Кустарники, произраставшие в этих местах, не поднимались выше голенища кирзового сапога, только в особо укромных местах доставая до колена исследователя. По местным меркам это были настоящие «джунгли». Даже в относительно яркие солнечные дни в пейзаже главенствовали серый и бурый цвета. На горизонте, под северным берегом, со стороны Чаунской низменности и Северного Ледовитого океана маячили свинцовые клочья лёгких кучевых облаков. Над озером стоял постоянный шелест ломающегося оседающего льда.

Немного попозже нам пришлось на себе испытать, что означают эти маленькие облака с севера. Дело в том, что озеро располагается на высоте 500 метров над уровнем моря — величина ничтожная для Кавказа или Средней Азии, но для Заполярья, где один метр превышения идёт за десять в субтропиках, весьма чувствительная. Это высота, на которой обычно двигаются облака со стороны полярных льдов и Северного океана. На уровне озера, где расположился наш лагерь, облака превращались в туман, в котором иногда нельзя было отличить бочку из-под бензина от заблудившегося оленя на расстоянии прямого ружейного выстрела.

Именно в этом месте О. Куваев, а за ним ещё две экспедиции искали своего «самого большого медведя».

Так зоологи кочевали вдоль рек по тундре.

Вопреки утверждениям Куваева оленеводы уже давно не подкочёвывают к этому озеру, и в весеннее время все его окрестности заполняются огромным количеством диких северных оленей. Начиная с конца мая они собираются в северной части Анадырского нагорья, которое служит диким оленям Чукотки таким же родильным домом, как горы Дрем-Хед для белых медведей острова Врангеля. Самки северных оленей, именуемые на туземный манер «важенками», рассыпаются небольшими группами по проталинам. На этих едва оттаявших мокрых бурых полосках земли появляются на свет божий длинноногие маленькие большеглазые дрожащие оленята — дальние родственники знакомого нам с детства Бемби.

В это время здесь и собираются бурые медведи, привлечённые лёгкой добычей. Правда, они не объединяются в стаи, да и вообще существование таковых надо отнести за счёт творческой фантазии пастухов-оленеводов. Медведи подходят сюда из кустарниковых долин рек Чаун и Юрумкувеем и из леса-уремы поймы Анадыря. Конечно, есть среди них и те медведи, которые живут непосредственно в тундровой зоне, т. е. те, которые в ней родились, размножались и умрут. Но это совсем не те устрашающие гиганты, которые описаны у Ф. Моуэта, и не те, которые фигурировали в подслушанных Куваевым рассказах пастухов. Это преимущественно небольшие, весом не более 150–200 килограммов, светло-бурые или вовсе рыжие звери. В период отёла оленей медведи, не торопясь, бродят по тундровым угодьям, где они распугивают осторожных важенок и находят мокрых, ещё не способных двигаться оленят, которых тут же на месте съедают.

Так пятнадцатитысячное стадо «дикарей» платит свою весеннюю дань нескольким десяткам медведей.

Большого оленя медведь может поймать разве что случайно. Мне приходилось в бинокль наблюдать сцены, вполне достойные библейской мечты о львах, возлежащих рядом с ягнятами. Крупный мишка, неторопливо покачиваясь, проходил в ста метрах от пасущихся оленей, которые при его приближении спокойно отходили в сторону.

Летом ситуация с пищей коренным образом меняется. Медведю не удаётся построить своё благополучие на одних оленях. Тем более что «дикари» — истые кочевники и быстро перемещаются в пространстве. Там, где сегодня паслись тысячные стада этих зверей, с завтрашнего дня в течение месяца можно не увидеть ни одного, что не подходит для такого оседлого зверя, как наш герой.

Тут и вступает в действие фактор, который, с одной стороны, мешает безгранично увеличиваться численности медведей (словами О. Куваева — «собираться в стада»), с другой — препятствует увеличению размеров животных до беспредельно гигантских.

Словом, не допускает того, чтобы именно в тундре жили «самые большие медведи».

Этот фактор — пища. Здесь просто нечего есть. Чукотская тундра настолько скудна, что оказывается не в состоянии кормить большого оседлого зверя. Потому чукотские медведи… Правильно — мелкие.

Небольшие жёлтые пузатые медведи Чукотского полуострова — вот и всё, что тундра способна произвести среди медвежьего племени. Родить на своих просторах «аклу» устрашающих размеров она уже просто не в состоянии.

Таким образом, существование гигантского бурого медведя в чукотских тундрах выглядит нереальным не только с точки зрения современной науки, но даже — здравого смысла. К чести О. Куваева, он не поддался искушению состряпать какую-нибудь дешёвую сенсацию и закончил свой очерк вполне пессимистично. Однако, хотел он этого или нет, он проложил путь позднейшим исследователям-любителям двумя отправными точками для поисков.

Во-первых, он предположил, что «самый большой медведь» является представителем какого-либо вымершего вида (в исполнении автора он вполне мог быть пещерным медведем). Впоследствии сам Куваев отказался от этой довольно нелепой гипотезы, но у неё оказалась собственная долгая жизнь.

А во-вторых…

Главной отправной точкой для последующих искателей было непосредственно само озеро Эльгыгытгын. Дело в том, что из озера вытекает довольно протяжённая (около 300 км), быстрая и одновременно безопасная река Энмываам (в переводе с чукотского — «река со скалистыми берегами»).

Энмываам — один из самых живописных водных путей Северо-Востока. Последующие исследователи разыскивали «самого большого медведя» преимущественно по берегам этого водотока, проведя перед этим несколько дней на берегах самого озера.

Первым из последователей Олега Куваева был корреспондент всё того же журнала «Вокруг света» Владимир Орлов. Владимир Орлов, кроме уже упоминавшейся версии о сохранившемся пещерном медведе, параллельно разрабатывал ещё две — на этот раз сугубо оригинального производства: «самый большой медведь» является путешествующим посуху в летнее время белым медведем или является гибридом белого и бурого медведей.

Медведи в тундре, по определению О. Куваева, — «пузатые и мелкие».

Поводом для первой из них послужили бытующие среди коренного населения Чукотки легенды о белом бродячем медведе-людоеде — «къочатко». В исполнении чукотских боянов это белый медведь чудовищных размеров, используемый «на посылках» ещё одним персонажем местного демонического пантеона — Древовтыкающей Женщиной. Къочатко обречён всю жизнь бродить в пурге, подстерегая заблудившихся охотников. Он беспощаден, злобен и способен на подлости, как всякий нормальный злой дух. В. Орлов, видимо, забыл, что если принимать легенду о къочатко за реальность, то за реальность приходится принимать, кроме его гигантских размеров, и прочие особенности его морфологического строения, например наличие у него пяти пар лап.