Book.

Став напротив чела, этот охотник подавал знак рукой, вслед за этим подходили и остальные. Спустив одну собаку, стрелки занимали места в пяти-восьми шагах от берлоги, становясь с одного бока, чтобы не попасть под перекрёстный огонь друг друга. В рекомендациях также обычно указывалось, что становиться надо с южного бока чела.

Ширинский-Шихматов говорит, что следует помнить о том, что чем ближе к выскочившему зверю находится охотник, тем больше у него шансов попасть в него пулей по убойному месту. При удачном раскладе один точный выстрел решает исход всего дела.

Когда собака спущена, она сразу показывает две чрезвычайно важные для охотников вещи — как расположено чело под снегом и лежит ли медведь или он вот-вот покажется.

Спускать в это время другую собаку не рекомендуется, так как две лайки принимаются, подзаводя друг друга, мелькать перед челом так быстро, что обе рискуют попасть под пулю.

До сих пор у опытных охотников выскочившего из берлоги медведя принято ранить так, чтобы он сохранял способность двигаться. Этот жестокий приём применяется якобы для того, чтобы дать возможность собакам притравиться по зверю. Однако реально этот способ мало что даёт, потому что собаки очень быстро понимают, что находящийся перед ними медведь никакой опасности для них не представляет. Кстати, именно по этой причине неэффективны и испытания по медведю, посаженному на цепь. Моё же личное отношение к любой охоте сводится к тому, что если уж человек вынужден прибегать к такому методу воздействия на природу, то чем быстрее решается дело, тем гуманнее для обеих сторон. Поэтому выстрел в упор и наповал представляется наилучшим выходом из всех таких положений.

Вариант охоты без собак отличается от охоты с собаками только тем, что перед выходом к берлоге вырубается небольшое дерево, чаще всего ель, с правильной небольшой кроной. Эта крона выравнивается по примерному размеру чела. Пресловутый третий участник охоты засовывает это деревце — «ёжик» в отверстие берлоги и понуждает таким образом медведя рвануться вперёд. Несмотря на то что силы человека и медведя несоизмеримы, тех секунд, пока он прорывается вперёд, достаточно для того, чтобы стрелки уложили зверя наповал. При этом, однако, возникают проблемы с извлечением мёртвого зверя из берлоги, тогда как при варианте с собаками медведь чаще всего успевает выскочить наружу.

Если охота на берлоге в Европейской России носила по большей части, как я уже говорил, ритуальный характер, то в Сибири и Северной Америке добыча этих зверей имела вполне устойчивый коммерческий характер.

Уже упоминавшийся ранее Гартвиг пишет о промысле наших медведей во второй половине XIX века следующее:

«Медведей также преследуют в Сибири из-за меха. Чёрный мех молодого обыкновенного или бурого медведя очень ценится для оторочек, мех старого зверя, напротив, очень дёшев. Мех белого медведя идёт на прекрасные санные полости и стоит 3–5 руб.».

Что касается Северной Америки, то он же отмечает:

«Гудзонбайской компанией продано с публичного торга в марте 1848 года 536 шкурок бурого, серого и белого медведей а также 2566 шкурок чёрного медведя…в августе того же года — 2997 шкурок чёрного медведя».

Сегодня такой же коммерческий смысл имеет и широко распространённая на юге Дальнего Востока охота на белогрудого медведя в дуплах. Экономический смысл этой охоты весьма прост.

Лапы с подушками — от 500 до 1000 рублей за килограмм (китайцы используют их для приготовления определённых деликатесов национальной кухни). Сухая желчь — от 3 до 8 долларов США за грамм. Плюс стоимость жира, плюс иногда можно съесть мясо. В среднем каждый убитый медведь приносит какому-нибудь шкотовскому или дальнереченскому мужику до 300 долларов США.

ОХОТА НА БЕЛОГРУДОГО МЕДВЕДЯ В ДУПЛЕ

Охота на белогрудого медведя в основном связана с поиском толстых дуплистых деревьев.

Но давайте по порядку.

Мой друг Антон взял «медвежью» лицензию в один из самых приятных горнотаёжных районов Приморского края. В принципе мне хотелось вместе с ним попробовать именно охоту «на слух» в кедрачах. Но получилось так, что на тот момент, когда медведи ещё жировали в лесу, нам удалась всего одна поездка в угодья. На два дня. Чего было, конечно, недостаточно.

Последний раз мы собрались в лес перед самым закрытием. Местные мужики сказали, что им известно несколько очень перспективных деревьев, возле которых по осени крутились медведи.

Для того чтобы заставить белогрудого медведя выйти, охотники снизу поджигают дупло.

Но точно ли кто-нибудь лежит в них, они не знали. Поэтому предложили пройти до самого дальнего дуплистого дерева километров семь. А потом, если в нём никого не окажется, проверять на обратном пути все остальные.

По дороге я на правах более опытного товарища объяснил Антону, что на 99 процентов медведь (если мы его добудем) окажется небольшим, как собака. Ну, во-первых, этот вид медведя сам по себе небольшой по габаритам (отмеченный максимум — 250 кг), во-вторых, маленьких медведей в мире гораздо больше, чем больших, ну и, в-третьих, в дуплах деревьев обычно залегают маленькие медведи. С другой стороны, в любом случае медведь есть медведь.

Нашими проводниками были двое местных молодых, но очень искушённых охотников. Собственно говоря, это был их участок, с которого они жили. Я буду их называть Первый Местный (который, собственно говоря, и командовал охотой), специалист именно по добыванию медведей, и Второй Местный — несколько на подхвате.

С днём охоты нам невероятно повезло. Он выдался тёплый, безветренный, небо чуть затянуто лёгкой дымкой. Размявшись пешком километра четыре по «бураннику», мы встали на лыжи и пошли до потайного зимовья-переходнушки, которое мужики ещё не достроили.

Первые «медвежьи деревья» они показали нам перед избушкой — три огромных тополя стояли недалеко друг от друга, у одного было видно боковое дупло с обкусанными стенками.

«Лазил туда, значит, — удовлетворённо сказал Первый Местный. — Знать бы, остался он там или нет».

Мы шли по краю террасы, и двадцатиметровые тополя внизу отнюдь не выглядели теми великанами, которыми оказывались при ближайшем рассмотрении.

Места, по которым мы двигались, были совершенно замечательными. Смешанный лес, в котором, с подъёмом, стали преобладать ель и кедр — эдакие тёмно-зелёные свечи в буром тополево-осиновом редкостое. Огромные тополя как поражали моё воображение два года назад, так и продолжают поражать. Я даже затрудняюсь сказать, сколько обхватов имеют эти гиганты в диаметре. Мне сразу вспоминаются мэллорны во «Властелине колец» — да, вот в нашем краю тоже растут деревья-гиганты! Собственно говоря, именно в этих гигантах и находят своё убежище белогрудые медведи.

«То самое» дерево было около двенадцати метров высотой и росло внутри тесного каменистого распадка, крутые склоны которого поросли густым старым кедрачом. Второй Местный снял с плеча мешок (обыкновенный холщовый мешок с лямками) и вытащил из него маленькую бензопилу-сучкорез. Первый Местный очень серьёзно расставил нас вокруг дерева, причём самое серьёзное внимание уделялось поведению человека с пилой. По задумке, он должен был пропилить в стволе дерева небольшое отверстие, чтобы добраться до дупла и поглядеть, есть там зверь или нет. Как объяснял наш провожатый, медведь из берлоги выходит обычно ну о-о-очень неохотно, но раз на раз не приходится — случается, что вылетает свечой и сразу бросается вниз по стволу. В общем, никакой уверенности, что будет так, а не иначе, быть не должно. В любом случае с медведем не шутят. Даже с маленьким.