Глава 30 Когда столкновение неизбежно: что делать, если на вас напал медведь

МИРОВАЯ С МЕДВЕДЕМ

Ежегодно, схватив винтовки, белые люди идут

Маттианским проходом в долины поохотиться там и тут.

Ежегодно сопровождает беспечных белых людей

Матун, ужасный нищий, забинтованный до бровей.

Беззубый, безгубый, безносый, с разбитой речью, без глаз,

Прося у ворот подаянье, бормочет он свой рассказ —

Снова и снова всё то же с утра до глубокой тьмы:

«Не заключайте мировой с Медведем, что ходит, как мы».

«Кремень был в моей винтовке, был порох насыпан в ствол,

Когда я шёл на медведя, на Адам-зада я шёл.

Был последним мой взгляд на деревья,

был последним на снег мой взгляд,

Когда я шёл на медведя полвека тому назад.

Я знал его время и пору, он — мой; и дерзок и смел,

Он ночью в маисовом поле мой хлеб преспокойно ел.

Я знал его хитрость и силу, он — мой; и тихонько брал

Овец из моей овчарни, пока я крепко спал.

Из каменной пещеры, где гордых сосен ряд,

Тяжёлый от обеда, бежал медведь Адам-зад,

Ворча, рыча, бушуя, вдоль голых диких скал.

Два перехода на север — и я его догнал.

Два перехода на север — к концу второго дня

Был мной настигнут Адам-зад, бегущий от меня.

Был заряд у меня в винтовке, был курок заране взведён,

Как человек, надо мною, внезапно поднялся он.

Лапы сложив на молитву, чудовищен, страшен, космат,

Как будто меня умоляя, стоял медведь Адам-зад.

Я взглянул на тяжёлое брюхо, и мне показался теперь

Каким-то ужасно жалким громадный, молящий зверь.

Чудесной жалостью тронут, не выстрелил я… С тех пор

Я не смотрел на женщин, с друзьями не вёл разговор.

Подходил он всё ближе и ближе, умоляющ, жалок и стар,

От лба и до подбородка распорол мне лицо удар.

Внезапно, безмолвно, дико железною лапой смят,

Пред ним я упал, безликий, полвека тому назад.

Я слышал его ворчанье, я слышал хруст ветвей,

Он тёмным годам оставил меня и жалости людей.

С ружьями новой системы идёте вы, господа,

Я щупал, как их заряжают, они попадают всегда.

Удача — винтовкам белых, они приносят смерть,

Заплатите, и я покажу вам, что может сделать Медведь!»

Мясо, как головешка, в морщинах, в шрамах, в узлах —

Матун, ужасный нищий, угощает на совесть и страх.

«Заберитесь в полдень в кустарник, его подымите там, —

Пускай он бушует и злится, идите за ним по пятам!

(Заплатите — надену повязку.) Наступает страшный миг,

Когда на дыбы он встанет, шатаясь, словно старик,

Когда на дыбы он встанет, человек и зверь зараз,

Когда он прикроет ярость и злобу свинячьих глаз,

Когда он сложит лапы, с поникшей головой.

Вот это минута Смерти, минута Мировой».

Беззубый, безгубый, безносый, прося прохожих подать,

Матун, ужасный нищий, повторяет всё то же опять.

Зажав меж колен винтовки, руки держа над огнём,

Беспечные белые люди заняты завтрашним днём.

Снова и снова всё то же твердит он до поздней тьмы:

«Не заключайте мировой с Медведем, что ходит, как мы».

Редьярд Киплинг (перевод А. Оношкович-Яцыной)

Должен сразу разочаровать любителей классической поэзии и охотничьих описаний — так почти никогда не случается. На рисунках из старых охотничьих книг, гравюрах, посвящённых медвежьей охоте, на иллюстрациях популярных журналов очень часто можно встретить следующую незатейливую композицию: поднявшийся на дыбы медведь надвигается на решительного, чаще всего бородатого, человека. А тот, в зависимости от описываемого сюжета, стреляет в упор из ружья, ширяет рогатиной, колет ножом…

Не дай бог когда-нибудь человеку, знакомому с подобными описаниями и рисунками, самому подвергнуться нападению бурого медведя.

Правда, пытаясь отпугнуть и обратить в бегство своего противника, медведь нередко поднимается на задние лапы. У учёных такая тактика силового шантажа называется демонстративной. Зверь выработал несколько различных вариантов этих нападений, которые, по сути, являются «психическими атаками». Это могут быть беспорядочные короткие выпады и прыжки на одном месте, сопровождаемые «звуковым оформлением» — сухим, кашляющим рыком или рявканьем. Ещё медведь делает так называемые ложные выпады — вроде тех, что мы наблюдаем у крупных ленивых псов, отгоняющих от миски своих маленьких собратьев. Медведь резко берёт с места, потом замирает, а передние лапы громко и часто барабанят по земле. Таким образом зверь создаёт иллюзию начала стремительного броска. Видимо, подразумевая, что продолжение этого представления объект нападения смотреть уже не будет…

Не стоит нас трогать, пока мы заняты!

Бывает, обеспокоенный чем-то зверь начинает беспорядочно прыгать на одном месте, иногда становится на задние лапы, при этом громко ревёт — примерно так, как работает на холостом ходу пущенный на полную мощность двигатель внутреннего сгорания. Замечу также, что громкость этого рокочущего оглушительного рёва не зависит от размеров испускающего его зверя. Даже небольшой медведь может закатить настолько мощную руладу, что если вам не посчастливилось увидать самого зверя (по причине, например, темноты), то вы можете до конца жизни считать, что судьба свела вас с «самым-самым» медведем из всех существовавших на свете.

С таким же устрашающим рёвом поднимаются раздражённые крупные звери. Тогда они и занимают ставшую хрестоматийной позицию «разъярённого медведя» — на задних лапах во весь рост, морда злобно оскалена, лапы приподняты, когти растопырены… Но чаще всего, приняв такое положение, медведь вдруг «перекидывается» через плечо и с треском исчезает в кустах, которые только что находились у него за спиной…

Правда, такая встреча может закончиться и действительным нападением.

Ещё один тип психических атак выглядит на первый взгляд как нападение реальное. Досмотреть его до конца могут лишь люди с очень крепкими нервами. И добавим к тому же — невооружённые.

«Иду я с охоты, как вдруг из-за ближайших кустов стланика — бурый медведь. И кидается ко мне. Не сказать чтобы большой, но и не маленький. Так — средний. Бросился стремительно, с рыком, уши прижаты, харя растопырена — всё по-настоящему. Сорвал карабин, дёрнул затвор — патрон и перекосило. Страшно потому что. Так и стою — как солдатик, карабин у плеча, затвор вперёд жму, медведь на меня летит. Секунда или две прошло. И тут, вплотную от меня, он, как вездеход, одной стороной своей затормозил. Да так, что корму занесло, юзом пошёл, как машина. Едва меня не коснулся. Повернул под прямым углом и исчез в кустах. На том месте, где он затормозил, борозды остались — как тормозной след. Измерил расстояние от него до того места, где сам стоял. Полтора карабина уложилось. Всего».