На второй день Зим купил на базаре бараньей вырезки, специй, пряностей, шампуры и, наполовину словами, наполовину знаками, объяснил Кадыру и Юсуфу, что хочет сам приготовить в степи шашлык. Он прихватил с собой две бутылки знаменитого синьцзянского вина – так, по крайней мере, говорилось об этом напитке в рекламном проспекте гостиницы.
На этот раз они не катались по предгорьям, а свернули с бетонного шоссе и поехали по грунтовой дороге вдоль реки, спускающейся с гор. В месте пересечения с бетонкой река находилась под ней в двухстах метрах – в глубоком скалистом каньоне. Вода под мостом кипела, как чай в оставленном на костре без присмотра туристском котелке.
Километров через двадцать река выбралась на поверхность, вернее, она здесь протекала перед тем, как вырезать себе каньон. Несмотря на бурное течение и обилие торчащих камней, она имела вполне идиллический вид – хотя бы потому, что по берегам росли тополя и карагачи, на склонах колыхались зелёные луга того поразительно изумрудного цвета, который кажется порождением фантазии художников от рекламы, пока не увидишь его в таком живописном и уединённом месте собственными глазами.
На склоне россыпью белых точек паслись овцы.
– Ёгуры? – ткнул пальцем в овец Зим.
Кадыр и Юсуф отрицательно замотали головами. Нет, нет, ёгуры живут внизу, они (тут Кадыр почти полностью перешёл на язык жестов) роют каналы, копают огороды, сажают (что сажают, Зим не понял даже по жестам, стало только ясно, что какие-то растения), строят дома из глины. А на горах какие-то жагатай-люди. Пасут овец, трахают их, в общем – говно. Это слово оба ёгура с удовольствием произнесли по-русски – видно было, что оно им нравилось. Зим в это время собирал ветви тополей, складывая из них костёр. Услышав про говно, он, скорее чтобы подразнить провожатых, спросил – про китайцев – «говно»?
Тут провожатых прорвало. Говно был китайский люди, говно был сам Китай (тьфу – сплюнул рядом на землю Юсуф), говно был китайский солдат или полицейский (тут было сложно понять, но разница невелика – Кадыр изобразил жестами автомат и фуражку). Зим подивился радикализму их мыслей, но благоразумно решил дальше тему не развивать. С помощью провожатых ему удалось приготовить вкуснейшую баранью вырезку на огне, и он предложил разделить вино со своими почти случайными попутчиками. Оба они отказались, сославшись на законы шариата.
Зим стал спрашивать про всякие памятники в этих горах. Он достал из рюкзака блокнот и нарисовал изображение Будды, затем изобразил монастырь Лхасы, каким помнил его на фотографиях, а на закуску воспроизвёл шариковой ручкой картину Николая Рериха «Камень Гэсэра».
– Такой? – тыкал он пальцем в каждое из этих изображений, спрашивая проводников.
– Такой, – хором отвечали они, а дальше из их речи разобрать что-либо было совершено невозможно.
Наконец рядом с Буддой Кадыр нарисовал чёрное пятно, а на самого Гаутаму повторял: «Много». Зим предположил, что речь идёт о Тысяче Будд, памятнике, расположенном в Синьцзяне.
Нет, пытался объяснить Зим, прихлёбывая вино прямо из горлышка, причём при каждом глотке его компаньоны тыкали друг друга локтями под рёбра и заливались смехом. Это – здесь? Вот здесь есть что-то такое? Будда, лхасский монастырь или дыра в горе?
Юсуф, заливаясь смехом, ушёл в машину, вытащил оттуда красочный китайский календарь с изображением лхасского монастыря и начал объяснять подвыпившему иностранцу, что это всё очень далеко отсюда. Зим достал из рюкзака пенополиуретановый коврик и шерстяной плед и заснул на час. За этот час оба ёгура съели остатки мяса и, как показалось Зиму, употребили вина.
– Понятно, нет у вас ни Поталы, ни Будды, но хоть дырка в земле есть? – возобновил Зим допрос о местных достопримечательностях.
Ёгуры, увидев, что иностранец протрезвел, отнеслись к его вопросам более серьёзно. Дырок в земле много, очень много. Но не здесь, а на соседней речке, Кара-Суу. И озеро там – Кара-Коль, похожее на то, что нарисовано. Есть дома (старые, как понял Зим), все сломанные. Но самое главное – ходить или ездить туда запрещено. Зим спросил почему, и выслушал ещё получасовую политинформацию про китайца и его говно.
Далее Зим спросил, был ли в тех местах сам Кадыр. Да, когда был маленьким. Там бывали его отец и дед, а прадед, судя по всему, разрушил изображения Будды. «Говно, – сказал Юсуф и ткнул в изображённого Зимом Будду грязным пальцем. – Отец деда его пух-пух».
Зим сказал, что у него болит голова и что он хочет вернуться в гостиницу. Оба ёгура залились смехом, и через три часа Зимгаевский уже лежал на кровати в своём номере гостиницы «Юухао».
Сегодня он побывал в ущелье реки Кызыл-Суу, откуда начала свой маршрут туристская группа злополучного Владимира Гельмана.
Зим попросил «помогаек» приехать в семь часов утра. Завтрашний день он намеревался полностью посвятить шопингу – иначе его поведение могло вызвать некоторые подозрения в группе. В связи с чем первую часть разведки необходимо было закончить сегодня. Поэтому ещё при посадке в машину он достал из рюкзака початую бутылку вчерашнего синьцзянского вина и сделал из неё долгий жадный глоток, как и подобает невоздержанной «белой обезьяне». Кадыр и Юсуф захихикали.
Зим предложил ехать в место вчерашнего отдыха. Однако на повороте в долину Кызыл-Суу Зим достал из кармана сложенный вчетверо банковский билет в сто долларов. Продемонстрировав платёжное средство, он предложил ехать туда, где располагались сломанные дома и дырки в земле («много!»). Услышав во второй раз, что туда нельзя, он снова достал деньги и объяснил, как мог, что если деньги не помогут, он будет согласен вернуться. Ёгуры пошептались-пошептались (причём их «пошептались» было громче иного скандала в коммунальной квартире) и в конце концов согласились.
Подъезд к ущелью Хун Шань оказался довольно сложным: грунтовая дорога хоть и была хорошо накатана, на постепенно переходила в серпантин, прижавшийся к отвесной скале в двухстах метрах над бурным потоком. Неожиданно дорога выровнялась, крутые, почти отвесные склоны гор расступились, и взору открылась весёлая зелёная долинка, заросшая ивами, а над ней – жемчужное зеркало ледникового озера в обрамлении россыпи гигантских валунов.
Дорогу перегораживал шлагбаум.
Зим предложил остановиться и посигналить, но Кадыр поступил иначе. Он взял стодолларовую купюру и побрёл по дороге, которая, впрочем, тут же скрывалась за отрогом скалы.
Зим вышел из машины.
Перед ним открывалась феерическая картина ледникового озера, расположенного на самом пороге высокогорья. Мягкие очертания берегов, пологие, серые, будто выложенные перламутром, пляжи, переходящие в высокие взлобки, а уже сверху на них – живописнейшая россыпь огромных валунов, принесённых сюда силой сползающего вниз льда – одной из самых могучих сил, встречающихся в природе. Язык самого ледника нависал над озером, как участок поверхности другой планеты, принесённый сюда каким-то апокалиптическим вихрем пространства. А выше этого серого, морщинистого языка Мирового Хаоса возвышались снежно-голубые вершины китайского Тянь-Шаня.