– Работает?
– Ещё как. Меня интересовало, поднимался ли кто-нибудь по этой долине, возможен ли проход по перевалу и появлялись ли здесь другие люди.
– А он?
– Он пасёт здесь овец с тремя братьями и деверем. Насколько я понял – всю жизнь.
– Да я о другом. Что он ответил-то?
– На его памяти в этом месте поднимались только какие-то люди, собиравшие травы. Один раз, и это было очень давно. Но несколько месяцев назад на гребне хребта он видел людей, которые шли на восток.
– Группа Гельмана! Не может быть! Отсюда до вершин ещё километров десять!
– Тогда киргизы кочевали чуть выше. Кроме того, у пастуха в кармане полушубка торчит бинокль.
– Всё равно, увидеть их с этих пастбищ практически невероятно.
Зим поднял свой бинокль, ощупывая линзами каждую скалу и каждый гребень на хребте.
– Пожалуй что так. Тогда – вот что. Полагаю, он маленько охотится на козлов, баранов, или что здесь ещё водится. По крайней мере, он подробно объяснил мне, где мы встретим стадо тэков. Значит, пастух может подниматься куда угодно.
– А что он рассказал про пещеры? – вступил в разговор Хорхой.
– Про пещеры?
– Да. Ведь вы же спрашивали его про пещеры?
Зим поглядел на Хорхоя – угрюмо и испытующе.
– Прежде всего, он сказал, что когда-то здесь было очень много людей.
– Прямо здесь или в соседнем ущелье?
– И здесь, и в Кара-Суу. Но это было очень давно. Люди жили в каменных постройках прямо у подножия снега.
– А чем они питались в этих каменных постройках? Снегом, что ли?
– Он говорит, что сюда приходили караваны из долины. Караваны шли, и их вели очень известные люди. Когда обитатели вершин хотели, то они общались с людьми из долины. Не хотели – не общались. Потом сюда поднялись солдаты. Очень много воинов.
– Совсем непонятно. Зачем сюда понадобилось подниматься большому количеству воинов?
– Пастух говорит, что они хотели принудить «горных людей» к общению.
– Тогда уж – к сотрудничеству, – хихикнул Спадолин.
– Ну, тебе виднее. Только ничего у них не вышло. Горные люди ушли.
– Они ушли под землю, – уточнил Хорхой.
– Ну, пастух этого не утверждает. Он говорит, что было похоже на то, что они или поднялись в воздух, или ушли под землю.
– Какая-то байка у него замысловатая, – сказал Макс.
– Не байка, а легенда, – Зим помог Максу надеть рюкзак на плечи. – Хочу сказать, что у многих народов есть такие. По всему миру. Примерно как истории о «снежном человеке». Или о людях, которые пришли неизвестно откуда и ушли неизвестно куда.
– Я и говорю – байки.
Ровный подъём пастбища позволял им идти бок о бок и потихоньку беседовать.
– Ну почему же? Вот, посмотри, я долго жил среди тунгусов-оленеводов на Охотском побережье. Сотни лет они обитали там как придётся. Потом пришли странные люди в полушубках и с маузерами, непонятно зачем, только из прихоти, заставили их объединить все стада в одно общее стадо, убили прежних владельцев, поставили новых. Потом на горах и в тайге копали землю, строили шахты, устанавливали там гигантские машины, дышащие дымом и паром. Поставили по краям этих мест вышки и убивали любого, кто приблизится. Пригнали туда других людей – тысячи, десятки тысяч. Те работали: строили дома, рыли дырки в земле, валили лес. Иногда первые люди убивали вторых, тоже тысячами и по совершенно непонятным причинам. А потом… потом неожиданно все ушли. Как ты думаешь, что я тебе сейчас рассказал? Историю Колымского золотодобывающего района с 1934 по 1991 год. И что эти аборигены будут рассказывать друг другу и случайным прохожим через двести лет? А через тысячу?
– Н-да… Через тысячу лет сталь превратится в пыль…
– А следы промышленной промывки золота будут полностью преобразованы водой и ветром. И о том, что когда-то в этом месте принудительно находилось и работало несколько миллионов человек, будут напоминать только редкие бетонные развалины горно-обогатительных комбинатов и фабрик.
Склон пастбища загибался выше и выше, трава становилась всё ниже и ниже. Они приближались к подножию изломанной скальной стены. Долина реки, уже давно превратившаяся в ущелье, поворачивала на северо-восток.
Снова обозначилась узкая тропка. Впереди замаячили каменные развалы, и она тоненьким глиняным утоптанным ручейком зазмеилась между валунами.
– А кто использует эту тропу, если там, выше, никто не пасётся? – спросил Спадолин. – Охотники?
– Какие охотники? – Зим остановился, оперев рюкзак на огромный валун, так, что лямки ослабли. – Бараны. Архары. И козлы горные. Тэки. Кстати…
Он расстегнул грузовой пояс, выскользнув таким образом из обвязки собственного груза, и наклонился над тропой.
– Глянь-ка, кто тут гулял!
Спадолин попробовал проделать тот же трюк, но его рюкзак с грохотом свалился на тропу. Рюкзак Зима продолжал вертикально стоять на валуне, как капроновое яйцо, затянутое чёрными ремнями.
– И кто же? Йети? – спросил Макс.
– Ты эта… С рюкзачком-то поосторожнее, – хмыкнул Зим. – А следочки эти не йети оставил. Гораздо более интересная скотинка. Главное – реальная. Снежный барс.
– Ух ты! – Спадолин и Хорхой с интересом разглядывали причудливый, как разлапистый цветок, след очень большой кошки. – И далеко он отсюда?
– Надеюсь, не очень. Очень хотелось бы своими глазами эту животную увидеть. Но это вряд ли. Мы слишком уж громко двигаемся. Как, впрочем, и любые туристы.
– Может, стволы расчехлить? – в упор посмотрел на Зима Макс.
– Угу. Насколько я понимаю из нашей карты, впереди неизбежен подъём по кромке ледника. Вот там ты и побалансируешь со своей AUG. А мы с Хорхоем на это с любопытством поглядим. Лично я собираюсь достать свой карабин только при подходе к цели. И то, если можно будет без него обойтись – обойдусь. А барса не хрен бояться. Он хоть и большая кошка, но не настолько, чтобы кидаться на людей.
– А как же у этого… У Лермонтова… Барс и Мцыри?
– Ну, на мцырей этих напал не барс, а переднеазиатский леопард. Совсем другой зверёк. Главное, противный. Вот их там и повыколотили, на Кавказе.
– Ну, раз ты так уверен…
– Уверен. Ну, тронулись.
Зим перешёл во главу отряда и теперь всё чаще останавливался, задумываясь о направлении пути.
– Видишь, – сказал он, вроде не обращаясь ни к кому, – зверёк – он ведь тоже не любитель ломать ноги чёрт-те где. Он выбирает самые разумные места для движения. Причём ходит он этими местами столетиями, если не дольше. Так что, когда тропа теряется, надо только немного подумать, чтобы найти её снова.