Обувь у меня была. Очень неплохие треккинговые ботинки с подошвой из вибрама. Но, немного подумав, я уложил сверху в рюкзак две пары болотных сапог. Виктора я в приказном порядке заставил пока надеть взятые им на всякий случай китайские кроссовки. В этой прогулочной обувке мы и двинулись вниз по течению Слепагая.
Собственно, северо-восток России представляет собой обширные, покрытые крупными, с полметра высотой, кочками, заболоченные пространства, перемежаемые довольно пологими горными хребтами. Путешествие по заболоченным долинам этого края можно приравнять к самому каторжному виду путешествий, какое только может выдумать напряжённая фантазия любителя преодолевать трудности. Качающиеся под ногами кочки, бурая хлюпающая жижа, жара (да-да, жара, ибо в этом климате, наполненном влажными испарениями с поверхности тундры, даже обычные семнадцать градусов выше нуля кажутся тропической температурой). Но самой большой проблемой были мириады комаров и мошек, облеплявших любую оголённую часть тела, норовивших залезть под одежду и высосать всю кровь у любого теплокровного существа. Собственно, весь этот замечательный букет трудностей и был одной из причин того, что огромное количество концентрационных лагерей раннесоветского времени располагалось именно здесь – шансов убежать у людей здесь практически не было.
В любом случае, нам нужно было: а) избегнуть козней, которые, судя по всему, будут нам строить неизвестные недоброжелатели; и б) выйти хоть к какому-нибудь населённому пункту на побережье или к стойбищу оленеводов.
Но сейчас нужно было как можно дальше оторваться от места авиакатастрофы.
Среди многочисленного эквипмента, обнаруженного у псевдомехаников, я нашёл и спутниковый телефон, такую же современную модель, что и у меня. Я вначале взял его с собой, хотя немного спустя всё-таки выбросил, так же как и взятые в первый момент радиостанции.
Вдоль долины Слепагая вниз по реке шёл очень старый зимник – дорога, которой не пользовались уже лет сорок, с того самого времени, как здесь с экспедицией путешествовал тот самый бедолага… Да, судя по всему, не мы первые планировались жертвами этой странной авантюры! Ведь был ещё взрыв в Москве, унёсший жизнь первого и пока единственного (вероятно…) свидетеля этой странной авиакатастрофы…
Мы шли по зимнику очень быстро, благо упали мы в километре от него. Я всё гадал, на какое время у наших ухорезов была назначена контрольная связь. От этого зависело достаточно многое. Правда, я думал, что в любом случае противоположная сторона, кем бы она ни являлась, не предпримет ничего раньше завтрашнего дня. Пропуск одного сеанса связи в таких обстоятельствах мог быть объяснён чем угодно – неудачным стечением обстоятельств (всё время на виду у посторонних) или плохим прохождением сигнала, такое бывает и со спутниковыми телефонами, хотя редко.
Как бы то ни было, до сумерек мы прошли около семнадцати километров. Здесь Слепагай, уже достаточно отдалившийся от Хребта, делал большую петлю и снова приближался к его отрогам. Витьку, спутника моего незадачливого, втравившего меня в эту кашу, уже изрядно мотало, но я не собирался делать привал, пока не совершу всего запланированного на этот марш-бросок.
Всеми путями я пресекал попытки Витька разговаривать со мной – по нескольким причинам.
Во-первых, я думал; есть у меня временами такая привычка.
Во-вторых, идти надо было очень быстро, настолько, насколько позволяли заполненные чёрной вязкой субстанцией тракторные колеи, проделанные хрен знает за какой государевой надобностью несколько десятков лет назад.
И вот, когда впереди вместо чёрных пьяных извивов на заболоченной тундре замаячила серая сухая плоская дорога – она здесь взбиралась на каменистое сухое седло и шла по нему около пяти километров, – я остановился.
Достал из рюкзака обе пары «болотников».
– Переобувайся.
Витёк сел на кочку, глаза безумные.
– Зачем?
– Жить хочешь? Мы шли по болоту, на торфянике и глине от нас следы, как от сохатого. Слепой нащупает. Сейчас мы выходим на морену, она сухая и каменистая, следов на ней не найти. Мы меняем обувь – с совершенно необычной для этих мест, городской, – на самую что ни на есть местную – болотные сапоги. И переходим Слепагай и удаляемся в отроги Хребта.
– Зачем?
– Ты снаряжение этих хмырей видел? С таким набором снаряжения я представляю себе что-то одно из двух – или мощнейшую гангстерскую структуру, или государственную спецслужбу. Что у нас в стране сплошь и рядом является одним и тем же. И думаю я, что как только они поймут, что у них какие-то с нами неурядицы, вышлют они на подмогу им ещё партию таких же гавриков. Место авиакатастрофы они найдут легко. Это и будет та печка, от которой им придётся плясать. Зимник они обнаружат сразу же. Во-первых, он и с вертолёта виден отлично, и на карте присутствует – во-вторых. Самое логичное, что мы можем сделать, – это дёрнуть по дороге к Орхояну, – и следы наши до этого места их проведут. И в дальнейшем они тоже будут стараться этого зимника держаться. А мы здесь переходим Слепагай и поднимаемся в Хребет – ферштейн? И обувь у нас на ногах другая будет – в такой здесь все оленеводы гуляют. Другой-то и нету, считай. Так что мы их мал-мала обманывать станем.
Виктор сломленно покачал головой.
– А откуда они здесь второй вертолёт возьмут?
– Мил друг, сиз-голубь, – укоризненно сказал я. – Люди, которым ты нужен (а после этой авиакатастрофы им нужен, к собственному несчастью, ещё и я, как человек, оказавшийся в неправильном месте в неправильное время), имеют возможность посадить своих людей на сейнер, высадить их с сейнера куда нужно и когда нужно, снабдив соответствующей легендой. Кроме легенды они снабжают их снаряжением, которое ты и я видели, по большей части, в боевиках класса «Б», и стоит оно на первый невзыскательный взгляд не менее пятнадцати тысяч баксов. Судя по всему, они взрывают машины в Москве, и их никто по-серьёзному не ищет. Эти люди, если им понадобится, возьмут здесь хоть какой вертолёт, даже если им придётся разбросать заправки по всей тундре. А нам надо пока, посветлу, перейти Слепагай по какому-нибудь каменистому перекату и по таким же камням подняться в предгорья. Затем найти укромную дыру и там переночевать, переваривая происходящее и думая, что же делать, потому что если ты меня щас об этом спросишь, я скажу – не знаю!
Очередной день начинался как обычно. Я проснулся утром от бибиканья мобильного телефона, установленного в режиме будильника, и за завтраком выставил себе в этом же аппарате «напоминальник» о всех сегодняшних делах. Функция «напоминальник» мне очень и очень нравилась – в то время, когда в офисе сидел настырный клиент или я вёл разговор, который хотелось поскорее свернуть, у меня в кармане раздавался телефонный звонок и трубка начинала вещать нечто по-английски. Я брал трубку и начинал с ней на этом же английском языке непринуждённый разговор о гостинице, сроках доставки и, вообще, о любой псевдоделовой ерунде, какая только ни приходила в голову. После чего откланивался и срочно убегал. Должен сказать, что постоянное общение с англоязычными клиентами довольно сильно поднимало меня и в глазах клиентов российских – ишь ты, с буржуинами работает… Хотя очень часто новорусские партнёры сами были такими буржуинами, что редко кто из моих знакомых американцев, голландцев или англичан мог с ними сравниться.