– Ну, Марк Соломонович, действительно, такая точка зрения существует у маргинальной части нашей интеллигенции, и… Что же? Они – даже не проценты, а сотые доли процента…
– Если честно сказать – то, может, и долей нет. Но и долей не нужно. Учитывая огромную степень внушаемости населения, проверенную на системе финансовых пирамид – не я выдумал – «каждый обманутый вкладчик может быть обманут ещё, ещё и ещё раз», – достаточно нескольких харизматических личностей вкупе с грандиозной идеей, чтобы всколыхнуть Ахерон. Бедность, безысходность, антиамериканизм плюс Знамя – вот из чего может вырасти русский фашизм. А то, что находилось в самолёте японского представителя, по несчастью разбившегося на нашей территории, к сожалению, очень сильно тянет на это самое «Знамя»… Вот, глядите, православные, сам Иосиф Виссарионович признавал, что война была ошибкой, и собирался замириться с Адольфом – ан нет, не дали пейсатые вкупе с пиндосами, и замочили мы друг у друга ещё двадцать пять миллионов человек! Личная подпись Сталина под таким документом – это семя дракона. И жизни нескольких человек – даже весьма симпатичных, не спорю, – ничто перед возможностью его уничтожить.
– Что же, Марк Соломонович, я, как обычно, признаю резон в ваших рассуждениях.
– Разрешите идти?
Шергин приподнялся в кресле, а затем сел обратно.
– Кстати, о людях. Я хотел бы, чтобы вы знали, товарищ генерал-полковник. Я постараюсь вернуть в Россию действующих лиц этой истории.
– Разумеется, Марк Соломонович. У вас будут на это все полномочия… Другое дело, что японцы вряд ли отдадут их нам – ведь их вроде бы не существует на свете, не так ли?
– Да как вам сказать, товарищ генерал-полковник… Дело в том, что эти люди могут сами пожелать вернуться. И я – только не смейтесь, товарищ генерал-полковник, готов найти им работу по нашему департаменту… Это – люди, которые идеально подходят именно мне – умные, жёсткие люди, тренированные невзгодами и превратностями судьбы… Поверьте, я довольно хорошо знаю людей такого рода. Это – адреналиновые наркоманы. Риск и постоянная неуверенность в завтрашнем дне – их стихия. Им нет места на современном Западе. Они – вернутся…
«Что-то стар я стал, забалтываюсь, тем более с начальством, – подумал Шергин, выходя из кабинета. – У нас ведь незаменимых – нет. Собственно говоря, фашизм начинается именно с этой фразы».
Итто рикуса Сиро Оноши пригласил Шергина на встречу в закрытый японский ресторан, предназначавшийся для встреч важных чиновников других государств. Услышав название, Шергин усмехнулся – бумажные стены этого заведения таили такое количество тайн, подкупов, эпизодов шантажа и, напротив, – бычьего упорства и безоглядной бравады и храбрости, что такому мастеру шпионского романа, как Джон Ле Карре, их хватило бы на несколько десятков жизней. Да взять хотя бы текущий случай. Посол дал согласие на эту встречу после трёх консультаций с Москвой и поставил непременным условием присутствие на ней третьего секретаря посольства и двух стенографистов, прошедших обучение в спецшколе СВР, в Ясеневе. «Дуют на воду, – весело думал Шергин. – Было бы полным идиотизмом считать, что японцы скрутят меня и вынесут в корзинке из-под белья прямо под носом посольской машины, дабы в своей прачечной выжать из меня все тайны кремлёвского двора, накопившиеся за шестьдесят лет секретной службы. Но всё-таки что-то есть правильное в поведении нашего посланника – и я бы на его месте перестраховался. И на месте Главного – тоже. Итак, что мы имеем? Итто рикуса Сиро Оноши – полковник по-нашему. Потомственный служака, кстати, его однофамилец в Большую войну неплохо работал среди этнических японцев в Сан-Франциско. Сын? Внук? У японцев „трудовые династии“ в большом почёте. Сорок три года, дослужился до капитана в амфибийной команде морских сил самообороны… То есть морская пехота по-нашему. Тоже мне – силы самообороны. Численность этой самой обороны такая же, как армии полноценной страны – члена NATO – Великобритании или Испании. А в Азиатском регионе с этой „самообороной“ и вообще никто сравниться не может. Так, вернёмся к Оноши. Морпех. У нас бы это означало сразу – „дуболом“. У них дуболомы офицерами не становятся. Капитан, по-ихнему – санто рикуса, – в двадцать восемь. После чего перешёл на мирную жизнь военного наблюдателя. Военный наблюдатель в Ливане. Военный наблюдатель в Турции. Военный наблюдатель в Германии в момент объединения, ага! Золотое время западной разведки – секретные данные гребли даже не лопатами, везли грузовиками – и не подозревали, что они устареют скорее чем за полтора года! Военный наблюдатель в Польше – очень актуальная должность для островного государства на другой стороне земного шара. В 1996 году изучал опыт специализированного подразделения „Беркут“ на Украине. Обалдеть! Прямо так и вижу – вызывает морпеха-наблюдателя начальник штаба вот тех самых сил самообороны, способных скрутить в бараний рог всю австралийскую армию вкупе с новозеландской, и говорит: „А не изучить ли нам уникальный опыт спецподразделения „Беркут“ на Украине? Чудесных результатов добились хлопцы – надо непременно изучить!“ Яволь, отвечает Оноши, который уже находится в звании нито рикуса [16] , – или что там у японцев вместо „яволь!“? – и отбывает в дружественное государство. Изучать. Всё это вместе называется очень просто – специалист по России. Менталитет он изучал, естественно, в Ливане – у израильских солдат, самый наглядный пример того, каким может быть военный человек, рождённый в СССР. Ну и дальше – круги вил, постепенно приближаясь к территории вероятного противника. Вот только на Дальнем Востоке, судя по нашим архивам, так и не удосужился побывать. Хотя, куда там… Конечно, ездил под прикрытием в группах туристов в середине девяностых. В те времена всем было плевать, кто куда едет – пятёрка мирных бюргеров могла попасть в сердце ядерной державы „Арзамас-16“, с паспортами на имена Гитлера, Геббельса, Геринга, Гиммлера и Бормана. Так что не будем недооценивать нашего полковника – он и по-русски наверняка говорит, только скрывает. И у него будет свой переводчик, из своего японского ГРУ, или что у них там при МИДе образовано. И писаться будет вся беседа пятью диктофонами, и разбираться специалистами по фонетике. А мне-то надо, всего-навсего, чтобы ничего не происходило».
Шергин поправил галстук и вышел, кивнув гориллоподобным стенографистам, – чего тушуетесь, я с вами!
Ресторан был очень маленький и располагался в цокольном этаже одного из японских административных зданий. Посреди зала стояла небольшая жаровня, рядом располагался чайный набор, из уважения к гостю был поставлен невысокий столик. Пожилой официант, едва переставляющий ноги, подвинул Шергину невысокую скамеечку и удалился за бумажную ширму. Через несколько минут оттуда же появился Оноши – сухощавый, подтянутый и не улыбающийся никогда.
Сопровождающие обоих официальных лиц персоны расположились за столиками по уголкам зала и вели ни к чему не обязывающие беседы ни о чём, которым учат профессиональных дипломатов на ранних этапах карьеры.
– Добрый день, герр Марк, – заговорил Оноши на немецком языке, и Шергин с удовольствием подумал, что, видать, был не очень далёк от истины со своим «яволь». В конце концов, именно у немцев, а не у американцев японцы учились современному производству, немцы «ставили» им современную армию, на каком же языке общаться современному образованному японскому офицеру?