Судя по всему, новую специальность он освоил после лечения здесь же… Мир «дурки» противоречив и многообразен — такая констатация сделала бы честь и Паустовскому… Вот только мне профессию менять поздно. Да и не получится.
— Проводишь? — спрашиваю эскулапа, пододвигая к нему ближе другую бумажку с портретом генерала Гранта. Вообще-то полтинники за такие услуги — круто, ну а кто сказал, что мы невысокого полета гуси? Тем более, что мельче купюр у Князя не было.
— Запросто, — кивает санитар, аккуратно, отработанно-профессиональным движением прошуршав купюрой, и, убедившись в ее подлинности, запрятав во внутренний карман халата. — Пошли. В пятом он сейчас. Торкаев его фамилия.
Альберт Торкаев. Погоди, только телогрейку накину — свежо ночами.
— Я на колесах.
— В смысле?
— На машине, — поправляюсь я: слово «колеса» в «дурке» обозначают не автомобиль…
— Тогда прокатимся, — резонно резюмирует санитар.
Отделение номер пять встречает нас молчанием наглухо задраенных дверей, словно весь одноэтажный корпус слишком застоялся на грешной земле и с минуты на минуту готов отчалить в пучину вод…
Ломиться Миша — так звали санитара — не стал. На кнопке звонка он выдал сложную, не поддающуюся расшифровке радиограмму. Однако «на том конце» его поняли. Дверь открыли без вопросов.
Открывший санитар был худ и тщедушен, как одиннадцатилетний подросток, правда, росточком — с восьмилетнего. Судя по всему — буйных в отделении нет.
Вернее… Художественные фильмы создали у граждан превратное представление о работе санитаров в психушке: никого сами они давно не вяжут, полов не моют и хозработами не занимаются. На это есть особо доверенные «психи»: кто от армии косит, кто — от тюрьмы, кто — алкоголик, кто — наркоша «на договоре», то есть с уговором не бежать, а честно отбыть срок и работать за чифирь…
— Мишара, заходи! — Санитар был явно навеселе, но скорее всего — не от водки. Мазнул по мне взглядом, сразу притих.
— Человеку Торкаев нужен.
— Поговорить или как?
— И так и так, — отвечаю я.
— Не сегодня.
— Чего?
— На аминазине он.
— Ну не на сульфе же! Побудишь…
— Мишара, я не понимаю, кого ты привел… Движение я даже не засек — угадал. Раньше, чем оно произошло. Двое ребят выросли на крыльце неслышно, по их мнению… Первым в нос получил «отделенный». Мишару двинул локтем левой в селезенку — парниша екнул и осел. Когда я прыжком развернулся к коротко стриженным ребяткам, они уже поняли, что силы не равны: бездарное «перо» китайского производства и заточка отечественная против «кольт спешиал» да еще и с глушителем на стволе — не канают. Но заблуждался, как оказалось, я сам. За двумя отморозками стояли трое вполне серьезных мужчинок: ствол «ака-эм-эса» смотрел на нашу живописную группу вполне укоризненно, а судя по взгляду его хозяина, он смел бы нас всех единой очередью не замешкавшись.
М-да… Мир «дурки» не только противоречив и многообразен, но еще и многообразен и противоречив! И Паустовский мне здесь не помощник… Но — паузу держу.
— Ты кто будешь? — спрашивает один; лица его я не вижу.
— Человек.
— Чей?
— Князев.
— Не похож ты на братуху.
— Под Князем люди разные ходят.
— Как подпишешься?
— Рассмотри тачку.
— Тачка как тачка. Сейчас на таких только ленивые не ездят.
— Номер глянь! — Единственное, что меня сейчас заботит, — чтобы мозги у этого обколовшегося «бычка» сработали в верном направлении и палец на спусковом крючке не свело судорогой…
— Языкаст ты больно. Чего надо?
— Паренька забрать.
— Зачем?
Держу паузу. Чтобы оппонент осознал, что это не только не его, но даже и не мое собачье дело… Хотя «держать паузы» под стволом автомата, который держит в руках «бык», уже «поднявший» дозу за пределом возможной… не самый сладкий кайф в жизни! А что делать? Профессионализм и мастерство — их не пропьешь!
— Богу — Богово, Князю — князево… — произношу я спокойно.
— Соня, человек дело говорит, — замельтешил один из парней.
— Князю — уважение, — резюмировал Соня. Ткнул ногой санитара, продолжавшего лежать и симулирующего полную отключку:
— Курносый! — Тот не пошевелился Соня ткнул сильнее, с оттягом, под ребра. — Курносый, гнида!
Тот застонал, поднялся по стенке.
— Слышал?
— Да…
— Запакуй психа. Только аккуратно.
— Да в отключке он. Я… — Фразу он не докончил. Тяжелый кулак разворотил «эскулапу» челюсть.
— Живо!
Медик исчез. Объявился через две минуты, зажимая окровавленный рот вафельным полотенцем. Двое здоровенных «добровольцев» из алкоголиков тащили на себе нечто огромное, бесформенное, одетое в брезентовую то ли робу, то ли халат… Выделялась всклокоченная, кудлатая голова и громадная борода густо-каштанового цвета…
— Куда грузить?
— В машину.
Тора забросили на заднее сиденье, захлопнули дверцу.
— Ну что, братуха… Без обид?, — Соня махнул руку для дружественного рукопожатия.
— Да нет базара… — Ловлю его ладонь, она звонко шлепается о мою.
— Князю — наше уважение…
Крутые пойдут доставать частично поломанный кайф, а у меня делишек… Не до кайфа. Князю — князево, кесарю — кесарево.
Сажусь за руль. Автомобиль срывается с места. Последнее, что высвечивают фары перед выездом с территории больницы, — прислоненный к забору щит, явно извлеченный с какого-то неведомого склада и тщательно подновленный: «Ленин — с нами!»
Дурдом!
ЦЮРИХ, ШВЕЙЦАРИЯ
Старик сидел в кресле-каталке. Лицо его было абсолютно неподвижно, словно маска. Жили только глаза. Выражение их менялось в зависимости от того, что происходило на экране…
Убийства… Взорванные автомобили… Разрушения… Старик следил за происходящим с напряженным вниманием. Казалось, вид смертей прибавлял ему жизни… Он приглушил звук, нажал кнопку на пульте:
— Командор вызывает Кремера.
— Кремер слушает Командора.
— Ваш успех делает вам честь.
— Благодарю, господин Председатель.
— Он же делает ваше будущее блестящим.
— Да, Командор.
— Как вы оцениваете ваше влияние на нового Премьера вашей страны?
— Достаточное.
— Нам нужно, чтобы оно стало неограниченным.
— Да, Командор.