— Дронов, остановись. Кристинка — стю-ар-дес-са. А не полиглот-теоретик, — перебивает Лукашева.
— Он англичанин. Язык — диктора лондонского радио, — говорит Кристина.
— С таким же успехом он может быть и русским. Именно этот вариант английского изучают у нас при хорошем базовом образовании.
— Да нет, Олег… Ну не знаю, как объяснить… Выговор… Манеры… Да все… На крайний случай, если не англичанин, то в Англии прожил лет пятьдесят…
— А ты где язык изучала?
— Университет. Английский и немецкий. У меня диплом был как раз по лондонским диалектам и сленгам… Так что язык я знаю.
— И он бы тебе сильно сейчас пригодился — марки приклеивать… Если бы я тебя в стюардессы не запихнула, добавляет Лукашева.
То, что она стерва, понятно и ежу. Сразу. Вот только нужно и приличия знать. Кристина покраснела, но отвечать не стала. Плюс — ей. А Анжелке — минус.
Я же внутренне радуюсь тому, что она не пристрелила меня в первые минуты знакомства. А ведь могла. Вполне.
— Теперь, пожалуйста, Кристина, еще раз: почему он отдал тебе часы?
— Да не почему… Он сказал: на память. Да и психовал, я же говорила…
— Кристина, подробно…
— Ну сказал, что часы показывают не его время…
— Не его?
— Ну да. А… Он сказал: «На земле они показывают мое время, а в воздухе — не мое»…
— И все?
— Ага. Шиза накатила. К тому же, как выяснилось, он сердечник был.
— Слу-у-шай, Криста, а ведь его — убили… — тихо произносит Анжела.
— Как это — убили? Ведь и врач подтвердил, и — медики потом…
— Подумаешь… И он знал, что его убьют… За часы… Олег, что в тех часах такое?
— Не знаю, — честно отвечаю я.
Закуриваю, отхлебываю начинающей мутнеть темно-бурой жидкости.
— Дронов, а ведь нам повезло… — вдруг произносит Кристина.
— Да?
— В том, что еще живы.
— Кто бы спорил… Так, думай…
«Мое время»… «Не мое время»… Может быть, ключ-код включает еще и таймер? На котором нужно было выставить определенный час?
— Девчата, часы ходили?
— Ну да…
— Какое было выставлено время?
— Нью-йоркское.
— Вы их перевели?
— Да нет, зачем. Мы их вообще не трогали. Соломон, правда, что-то крутил — но наобум, просто проверить…
* * *
«Жизнь невозможно повернуть назад, и время ни на миг не остановишь, пусть неоглядна ночь и одинок твой дом, еще идут старинные часы…»
«…и время ни на миг не остановишь…»
Время — величина переменная. Нужна постоянная. «На земле», «в воздухе»…
Стоп. «Воздух». Кодовое слово, издавна употребляемое спецслужбами для обозначения наивысшей секретности, наивысшей степени срочности или самой высокой государственной значимости операции.
«На земле — мое время, а в воздухе — не мое…»
Нет! За чифирем этот вопрос не решить даже после бессонной ночи! Как и не менее важный: ГДЕ информация…
Для решения второго вопроса мне придется встретиться с человеком Организации. Надеюсь, вид у меня достаточно алчный — для торгов… Не говоря уже о том, чтобы еще Димку вытащить…
Ну да чему быть, того уж не воротишь!..
А по первому — конечно, Сашка Регент. С его умной машиной. Вообще-то компьютеры для меня — темный лес, а потому отношусь к ним с суеверным уважением.
Пара гаек, три болта — а соображает!.. Да еще со скоростью миллион операций в секунду…
Хотя меня мучает подозрение, что человеческий мозг работает еще быстрее. Но люди этого просто не знают. И даже не хотят знать.
Впрочем, судя по ленивому шевелению извилин в собственной бестолковке…
А все потому, что нельзя объять необъятное. Из прутковских вариаций на данную тему самая наступательная:
«Плюнь в глаза тому, кто скажет, что можно объять необъятное. Ибо нельзя объять необъятное!»
Ну и, конечно, основное:
КОЗЫРЯЙ!
Все. Время.
Встаю:
— Девчонки, мне пора.
— Олег, а как же мы?..
— Соберите кое-какие вещички, и на дно. Лучше — в деревню, к тетке, в глушь, в Саратов!..
— Так мы можем и в нашу поехать… Только… — Кристина запнулась.
— Только, Дронов, раз все так сурово, нас легко могут там найти. И — укокошить. К тому же за нами могут следить. И… — Глаза Лукашевой округлились, голос осип разом:
— Нас ведь могли подслушать, о чем мы здесь говорили… Блин, Криста, какие мы ду-у-р-ы… Куры безмозглые!
Это она произносит едва-едва, одними губами. Ну они-то, может, и куры, а я — птица ископаемая. И знаменитую фразу Гоголя «Редкая птица долетит до середины Днепра…» всегда читаю с утвердительной интонацией. Тем более, насколько я помню, дальше середины Днепра и лететь резона-то нет: там поросшие лесом острова, где можно и шашлычок организовать, и рыбку половить, и с девчонкой уединиться…
Это я к тому, что во внутреннем кармане пиджака имею маленький приборчик, который пищит при наличии любого постороннего аппарата, в шпионском простонародье называемого «уши». А поскольку береженого Бог бережет, пока девчонки хлопотали насчет чая, я просто-напросто выкрутил пробки, обесточив все электроприборы, способные «оживить» «жучка», и выдернул шнур телефона из розетки. Единственный способ засечь наш разговор — лазерный луч на стекле. Ну да я не считаю девчонок фигурами, равными Черчиллю, а за мной «хвоста» не было.
— Не комплексуй, Анжелка. Квартирка «чистая».
— Благоприобретенный рефлекс?
— Ага. Так что давай по рюмочке — и разбежались.
— Ты уверен, что за нами не будут следить?
— Думаю — нет.
— Почему?
— У них без того забот хватит.
Кристина достала стаканчики, разлила бренди:
— За что пьем?
— Как всегда, за удачу.
Выходим в прихожую, вкручиваю пробки, зажигается свет и…
На вешалке висит длинный черный плащ-реглан. И черная широкополая шляпа.
«…опросили бездну народу… Везде выплывал человек. Очень ненавязчиво выплывал… Черная широкополая шляпа, длинный черный плащ-реглан…»
— Ух ты! Последний крик парижских кутюрье! — Оборачиваюсь к девчонкам. Они стоят рядышком, обнявшись Ну, блин!!!
— Анжелка, может, дашь поносить? — Смотрю ей в глаза. — На время… Это твой плат?