– Промазал, мать твою, – ругнулся урядник.
– Зато они достали. – Федор Андреевич показал на оседавшего коня: в боку у него торчало две стрелы. Но самое страшное – одна из них пробила бурдюк с водой и драгоценная влага тонкой струйкой сбегала на белый песок, смешиваясь с кровью.
– Живея! – Епифанов первым жадно припал губами к пробитому бурдюку.
С трудом оторвавшись, он уступил место Прокофию. Так, по очереди, высосали все, что осталось. Во втором бурдюке воды почти не было, и это весьма тревожило Кутергина. Он понимал: азиаты имитировали атаку, желая проверить, насколько еще сильны их жертвы? А в том, что устало бредущие по пустыне люди обязательно станут их жертвами, они нисколько не сомневались. Просто это дело времени. Но лучше всего взять добычу почти голыми руками, ничем не рискуя, поэтому пусть двуногая скотина еще немного помучается в песках, пока совсем не потеряет способности сопротивляться. И удача сопутствовала нападавшим: они сумели лишить русских коня и запаса воды. Значит, приближается развязка, которая наступит так же неизбежно, как ночь. Самое страшное, что басурманы наверняка знают, где колодец, и могут не пустить к нему. Прорваться? Но как, имея всего одно ружье и шашку?
Тем временем Самсонов перерезал лошади горло и, деловито орудуя клинком, вырезал из крупа несколько кусков мяса. Насадив их на шашку, он объяснил:
– Вот и ужин. Жалко, придется без соли.
Федор Андреевич только грустно усмехнулся в ответ: кто знает, где и как они сегодня будут ужинать и придется ли им вообще поужинать когда-нибудь? Для хивинцев и один раб – хорошая добыча! Остальных они просто убыот, чтобы не возвращаться с пустыми руками.
«Боже, сколько жертв, сколько трагедий видели эти пески», – подумал капитан, шагая следом за урядником. Кузьма вел их уверенно, будто сам, как дикое животное, чуял воду. Вокруг царила тишина, нарушаемая лишь шорохом их шагов. Быстро смеркалось, и впереди показалась маленькая алая точка небольшого костра. Все невольно замедлили шаг. Бессмертный долго вглядывался в сгущающийся сумрак, потом шепотом сказал:
– Костер у колодца. Там один человек.
– Остальные могут прятаться поблизости, – предположил Кутергин.
– Без воды все одно хана, вашбродь! – Епифанов выразительно чиркнул себя ребром ладони по заросшему кадыку. – Надо идтить! Голыми руками душить басурманцев, а напиться!
– Пошли.
Шли крадучись, боясь услышать тонкий взвизг стрелы или мягкий топот копыт, следом за которым зашелестит над головой петля разворачивающегося волосяного аркана. Однако было тихо, на удивление тихо и спокойно. Мирно горел маленький костер, тянулась от него к небу почти невидимая струйка дыма, и ясно стала видна одинокая фигура у огня. Вот отблеск пламени упал на лицо сидевшего, и Федор Андреевич невольно вздрогнул – это же Нафтулла!..
Отец Франциск сидел в решетчатой кабинке исповедальни и отдыхал, наслаждаясь минутами покоя. Ему нравилось посидеть вот так, глядя в прохладный полумрак храма: созерцание каменных колонн, поддерживавших высокий свод, ровного ряда длинных скамей из черного дерева, игра разноцветных бликов света, падавшего через витражи стрельчатых окон, и тусклое мерцание позолоты алтаря помогали восстановить душевное равновесие после исповедей прихожан. Быть пастырем простых, грубых, однако крайне религиозных людей – богоугодный, но тяжелый труд. Они несли отцу Франциску все, раскрывая перед ним душу, как доверчивые дети, а ему приходилось выступать не только в роли духовного пастыря, но и мудрого советчика в обыденных житейских делах. Это утомляло, и по окончании мессы и после исповедей так хорошо посидеть минуту, другую в тишине, приводя мысли в порядок: не согрешил ли он сам сегодня, не позволил ли Лукавому совлечь себя с праведного пути?
Наконец, отец Франциск встал и вышел из исповедальни. Медленно направляясь к ризнице, он заметил Луиджи, церковного сторожа и служку, который делал священнику непонятные знаки.
– Что ты хочешь? – улыбнулся священник.
– Там пришел один человек, – заговорщическим шепотом сообщил старик и, немного помедлив, добавил: – Чужой.
– Может быть, проезжий хочет помолиться. – Падре хотел уйти, но Луиджи задержал его: – Он спрашивает вас, святой отец. Говорит, есть важное дело. Мне он не нравится.
Последнее не было великой новостью: редко кто нравился Луиджи, а более всего ему не нравилась его старуха жена. Пожалуй, он искренне любил только Иисуса Христа, деву Марию, святого Петра и отца Франциска. Даже Папа Римский частенько вызывал недовольство желчного старика.
– Хорошо, – сказал священник. – Где он?
– В саду за храмом.
Отец Франциск успокаивающе похлопал служку по костлявому плечу и направился в сад. Скорее всего приехал кто-то из окрестных деревень, чтобы договориться о крестинах или венчании. Многие из состоятельных крестьян предпочитали совершать эти обряды в городе: можно устроить увеселительную поездку и, заодно, сделать необходимые покупки, приобрести подарки жениху и невесте или новорожденному. Да, скорее всего речь пойдет о крестинах или венчании. Редко везут отпевать покойника в город.
Подкравшиеся сумерки наполнили сад лиловыми тенями, резче стал аромат роз и запах скошенной травы – сегодня рано утром Луиджи приводил в порядок газоны. По дорожке, выложенной плитками красного камня, неторопливо прохаживался подтянутый господин в добротном дорожном сюртуке и низко надвинутой на лоб темной шляпе. Услышав шаги священника, он обернулся.
Отец Франциск всмотрелся в его лицо. Нет, раньше они никогда не встречались. Наверное, проезжий, поскольку на крестьянина он не похож.
– Слушаю вас, сын мой.
– Вы отец Франциск? – На итальянском незнакомец говорил с французским акцентом.
– Да, чем могу служить?
Незнакомец скользнул взглядом по фигуре священника, по окнам церкви и, обернувшись, показал на стоявший в глубине сада дом:
– Это ваше жилище? Может быть, нам лучше поговорить там? Вы живете один?
– Почему это вас интересует? – насторожился священник.
– Лючия… – шепнул незнакомец, и отец Франциск, не задавая больше вопросов, повел его в дом. Открыв дверь, он пригласил гостя пройти в маленький кабинет и предложил присесть, но тот отказался.
– Мы одни? – осведомился он, осматривая скромное жилище священника. – Нас никто не подслушает?
– Нет. Говорите, ради Бога, что случилось? Ей грозит опасность?
Вместо ответа незнакомец выхватил из-под сюртука дубинку и сильно ткнул ее концом в живот Франциска, заставив его отступить на шаг.
– Где она?
Отец Франциск провел довольно бурную молодость, но потом решил стать священником, в чем ему помогли покровители, не забывшие некогда оказанных им услуг. Однако долгие годы постов и молитв не укротили мятежный дух, а лишь скрыли его под маской смирения и благочестия. И сейчас он вырвался наружу. Тяжелый кулак падре врезался в челюсть незнакомца, но тот успел подставить руку и ослабить удар. И сам немедленно перешел в наступление. Священник отбил занесенную над его головой дубинку и попытался достать ногой пах противника: согнуть его пополам, а потом обрушить сверху удар сцепленными руками! Лет двадцать назад Франциск уложил бы этого молодчика играючи, не дав ему даже пикнуть, но сейчас священнику уже пошел седьмой десяток.