Воронцов конвульсивно дернулся всем телом и затих, рот полуоткрылся, расслабились сжатые в кулаки пальцы рук.
— Ну вот… — Алексей Фадеевич удовлетворенно перекрестился. — А где денежки?
Он сноровисто и методично обыскал небогато обставленную комнату, предварительно надев тонкие кожаные перчатки — не оставлять же покойнику долю Ангелины, полученную им от Антония. Самому пригодится. Деньги нашлись в ящике простенького буфета. Пересчитав их, Невроцкий сунул толстую пачку, стянутую красной аптекарской резинкой, в тот же саквояж. Носовым платком тщательно протер все предметы обстановки, которых касался руками без перчаток, потом тихо вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь комнаты; неслышно выскользнул из квартиры на лестничную площадку.
На лестнице сдерживал шаги, прислушиваясь, — встретить кого-либо очень не хотелось, и потому при звуке открывшейся внизу двери он был готов немедленно броситься вверх по ступенькам, чтобы переждать. Не надо торопиться к выходу — у некоторых прекрасная память, они потом легко узнают человека, даже если только раз видели его со спины.
Все обошлось. На улице он закурил, глянув на окна комнаты Воронцова. Ничего подозрительного.
Окончательно успокоившись, Алексей Фадеевич не торопясь пошел к мосту через Москву-реку, даже не заметив, как, остановившись, пристально посмотрел ему вслед худощавый молодой мужчина, прошедший навстречу по другой стороне улицы.
* * *
Работников уголовного розыска Иван Васильевич Метляев встретил без испуга, можно даже сказать, что их приход оставил его совершенно равнодушным. Мельком глянув через старенькие очки в простой оправе на предъявленные ему бумаги, он пожал худыми плечами:
— Воля ваша…
Испросив разрешения, взял с комода толстенную Библию, которую, прежде чем передать ему, придирчиво осмотрел Жуков, Метляев уселся под образами и погрузился в чтение, изредка косо посматривая из-под очков на муровцев, выстукивавших стены, раскрывших ящики комода и посудный шкафчик, перетряхивавших его постель.
У дверей напряженно застыли приглашенные понятые — пожилой татарин-дворник и неопрятная полная женщина, соседка Метляева.
Наконец очередь дошла и до мастерской, расположенной в пристройке дома. Жуков притащил от давно потухшего горна старые кастрюли, поскреб каждую ножичком, начал складывать на столе. Иван Васильевич, недовольно сопя, подвинулся в сторону.
Взяв одну из кастрюль, Козлов повертел ее в руках, разглядывая, подошел к хозяину:
— Вы что же, лудить-паять?
Иван Васильевич поднял на лоб очки. Усмехнулся:
— Жить-то надо? Кусать хлеб кажный день хочется. А ты положь на место посудину, не порть, не скреби. Не боись, не золотая…
— Слушайте, Метляев, — наклонился к нему Козлов, — мы все равно найдем! Я вам еще раз предлагаю добровольно выдать имеющееся у вас похищенное золото. Суд учтет.
— Ты, милый человек, понапрасну сердце свое тревожишь, — ласково посмотрел на него старый серебряник. — Нету у меня золота. Нету! Напраслину на меня возвели. Ой, недобрый народец пошел, ой, зловредный, завистный.
— Значит, отказываетесь?
— Не в чем мне признаваться, — поджал губы Иван Васильевич и отвернулся.
— Ну что же, будем искать. Все перероем, а найдем.
— Вота и ищи! — опять повернулся к нему Метляев. — Твоя служба такая, искать, стало быть…
Козлов прошелся по комнате под напряженными взглядами понятых, переминавшихся с ноги на ногу: садиться на стулья они почему-то отказались — так и торчали у порога, словно готовясь в любой момент выйти.
Где же может быть спрятано это проклятое ворованное золото? В стенах? Нет, везде ровный звук, нет там никаких заделанных ниш или пустот. На дворе? Послать пролить каждую сажень двора из лейки — если копали где, хотя бы и несколько дней назад, то вода в том месте будет уходить быстрее. Ладно, с двором еще успеем. Не верилось, что такой человек, как Метляев, надолго расстанется с попавшим ему в руки состоянием. По своему складу характера он должен его постоянно видеть, ощущать, знать, что вот оно — теперь навсегда принадлежащее только ему, а чтоб не отняли, и спрятал он его надежно, мудро, да недалеко. Это точно. Но где?
Печь? Козлов незаметно показал на нее глазами. Один из приехавших с ним работников начал простукивать и осматривать печь. Метляев, не меняя позы, неодобрительно покосился на него, но ничего не сказал. Видно было, что он недоволен, нервничает, однако не так, как это бывает, когда проводящие обыск выходят на след искомого.
— Осторожней там! — не выдержав, прикрикнул старик. — Небось развалишь печку-то, а кто новую класть будет? От вас ить не дождешси…
Пробурчал себе под нос еще что-то невразумительное и снова уткнулся в Библию.
«Кремень, а не человек. Или так уверен в себе и презирает нас?» — разозлился Козлов.
Но гнев плохой советчик. Николай вышел на крыльцо — покурить, успокоиться. Через минуту к нему присоединился Жуков.
— Все облазили, — сказал он, отряхивая грязные ладони. Вытащил из мятой пачки дешевую папиросу, кинул в рот, прикурил. — Нет ничего, словно никогда и не было. И где только он это золото запрятал, старый черт?
— Не ругайся, — остановил его Козлов. — Думать лучше него надо. Он еще при царизме такую школу прошел по этой части, что будь здоров!
— Оно и видно. Ребята уже по второму заходу пошли…
— Может, закопал где? — предположил Козлов.
— Не, не мог, — убежденно ответил Жуков. — Смотрели за ним. Он из дома почти не выходил после того, как сын приехал. Так, сбегал в лавку и обратно. В руках, кроме хлеба, ничего не было. Стулья и всю мебель мы проверили, стены простукали, да и что толку по ним стучать — дом-то рубленый, но чую, в доме спрятано.
— Одного чутья мало. Вот где? Ну и задачка. Куда он золото мог задевать? Просто ума не приложу; печь хорошо осмотрели?
— До сих пор весь в саже.
— Пол?
— Чуть не носом испахал.
— И ничего?
— Ничего. Гвозди из половиц не вынимали, и новых гвоздей не видно, грязь в щелях между половицами везде старая. — Жуков высморкался и уныло спросил: — Чего делать будем, если не найдем?
— М-да, дела… А ведь тут оно, золотишко. — Козлов примял окурок. — Он его на переплавку взял, а обратно не отдавал. Ну, пойдем еще поищем…
Войдя в дом, он осмотрелся: ничего не изменилось. Все так же под образами сидит с Библией в руках Метляев, работают проводящие обыск, стоят у дверей понятые. Стоят у дверей… У дверей! А почему до сих пор не проверили двери?
Козлов подошел, попросил отойти в сторону дворника и соседку, провел рукой по косяку. Ладонь ощущала тепло дерева — шершавого, плохо прокрашенного, старого, сучковатого. Дверь тоже старая, с трещиной в верхней филенке. Ручка? Нет, медная, с прозеленью, два кольца и в них полая трубка.