— Ха! — резко выдохнул славянин Браслет. — Одного генерала мы сейчас спихнем, а ты нам на шею десять своих басмаческих посадишь, так? Какая разница, кого кормить? Кит хоть подписался уже…
— Кит никогда ни подо что не подписывается, — чеканно, безо всякого акцента произнес азиат. — В том-то и дело. Мои генералы — это мои генералы. А Кит — сам по себе. Как заноза в пятке. Сейчас чего перетираем? Уж больно момент подходящий. Под него любой косяк списать можно. Ну, шмальнут генерала, и кто копать сильно будет?
— Э-э-э… Спешишь, дорогой, — снова взял слово старший кавказец. — Генерала шмальнуть — дело скорое., нехитрое. И контора не мусарня, кипеж подымать не станет. Только… Кита мы сдернем, опишем, а после него в той конторе хвосты и зависнут… Это во-первых. А во-вторых, конторские за своего вполне могут подписаться и нам всем путевку выдать в один конец. Неофициально. За ними такое водится.
— Не та сейчас контора стала.
— Та не та… А поопасаться всегда не грех. Вот при Сталине…
— Ты еще Ежова вспомни. Старший сверкнул глазами зло:
— Если нужно — вспомню. Потому что дурака могила исправит.
— Резо, а кто спорит? У нас об том базар разве? Остынь, дорогой. Давай по делу.
— По делу… И мы не дураки, и сам Кит не скрывал: за ним стоят. И дело он нешуточное замутил — от морей до самых до окраин! Такое без благословения не замутишь.
— Осторожный ты, Резо, — произнес среднеазиат. — И это хорошо. Без твоей осторожности сгорели бы многие, но иногда нужно и рискнуть.
— Если есть за что.
— Это так. Кит сейчас не на контору работает. — Помолчав, добавил со значением:
— И не на нас. Самое времечко с ним расстаться.
— Повременить, — произнес Резо, но уже без той уверенности. А сам просчитывал, сколько может заработать, а сколько потерять на оружейных сделках. С Китом и без Кита. А вообще, он выжидал. Разговор затеял Ахмед, сходняк он созвал. Пусть и карты первый на стол бросит. Понятно, что Кит не вор и на сходняке судьбу его решать — не по понятиям, подумаешь, особист. Но… Интересы всех пятерых так или иначе замыкались на Никиту Мазина, крутые интересы, денежные. Очень денежные. С кондачка не решить. Есть в словах Ахмеда резон, только… Деньги пока идут, хорошие деньги, чего ж поперед времени золотую курочку резать?
— Так что, ждать, пока Кит нас, как сявок последних, скрутит? Мужчина он серьезный!
— Вот и пусть концы чистит. А прибить — никогда не поздно.
— Он не дурак. Где нужно, оставит. Чтобы нас по ним, ежели что, отыскали да на дыбу. Все конторские таковы — система.
— А мы что, на месте будем сидеть? Тоже не лаптем щи хлебаем. Проясним концы те.
— Конторского не очень и прояснишь. Хитер. Все согласно молчали. Соблазн завалить под шумок. Никиту Мазина был очень велик. Все чуяли: наступают новые времена, а значит, старые концы не рвать, рубить надо. А этот паук опутал их, как сетью. Пора из этой сети вырываться, своим умишком жить. Мир проще становится: самый запутанный вопрос легко решает пуля, пущенная в нужный момент в нужную голову. Конторский любит перекрутить, поиграть; понятно, на своем поле он силен, не переиграть, а пригласить его играть на их поле — не пойдет.
Остается только одно. Мочить. Мужик Мазин и вправду мощный, такой в подсобниках сидеть не захочет, и не потому, что не по чину ему. Потому, что не по характеру.
Тот, кто был князем, в авторитете, а у своих этот конторский был в крутом авторитете, шавкой не станет. Нет, что мочить надо, спору нет. И хотя деньги попервости будут потеряны, это полбеды. Деньги потом наверстаешь. Если потерять башку, ее-то потом ни за какие деньги не купишь.
— Что решать будем? — прервал молчание азиат. Решать никто не спешил. Все прикидывали. Кто какие деньги потеряет, чем возмещать станет.
Ахмед время рассчитал верно: все выговорились, устали. Никому этот Кит не сват, не братан и не кент. В принципе никто не против замочить конторского. Но все ждали основное предложение. От него, Ахмеда.
— Ничего не потеряем, — произнес он тихо и внятно.
— Такого нет, чтобы ничего не терять, — возразил средний кавказец.
— Есть, — произнес Ахмед спокойно. — Сейчас из горного Адаха партия героина подошла. Хозяин — Кит. — Он сделал паузу, продолжил:
— Мои люди разыскали лабораторию, так что и здесь ничего не упустим. А у Браслета и Резо — сбыт по Москве. Да и Китовы канальцы на Запад мы не потеряем. Кого надо, перекупим, все как по маслу пойдет, даже легче…
— Сладко поешь. А ты не подмасливай, ты дело говори, — предложил Резо, отхлебнув «Хванчкары» и закуривая «Герцеговину Флор» из атласной зеленой с черным пачки. И смотрел внимательно желтыми тигриными глазами, скрывая уголки губ в густых усах; он знал, что действительно похож на Сталина, и старался это сходство подчеркнуть, не столько даже из тщеславия… Просто на некоторых людей, особенно в возрасте, его сходство с вождем действовало чуть ли не гипнотически; да и, если вправду, Резо порой чувствовал со своим соплеменником родство внутреннее.
Все молчали. Молчал и Ахмед, изредка поглядывая на Резо. Угадать, что сделает этот человек в следующую минуту — умиротворенно опустит веки или скажет короткое, безличное «нет», которое для очень многих было приговором, — было невозможно.
Ахмед решился. Безразлично почмокал тонкими губами и наконец назвал цифру, которую так долго все ждали:
— Там три с половиной центнера. Триста пятьдесят килограмм. Или даже немногим больше, — Сырье?
— Нет. Героин. Девяностопятипроцентной очистки. Наступившая тишина была абсолютной. Никто не шелохнулся. Все произвели необходимые расчеты: немудреная арифметика прибавлять нули. Сумма впечатляла. Один грамм стоит двести пятьдесят — триста долларов. Килограмм — четверть миллиона. При всех издержках чистая прибыль, если сбывать не враз и по уму, выльется в совершенно астрономическую сумму. Авторитеты переглянулись: видно, пристроить к делу своих генералов на родине для Ахмеда важнее, раз он решил делиться, лишь бы выбить «добро» на Никиту Мазина. Что ж там у него за деньги будут крутиться?! Над этим стоит подумать. Но потом. А пока… Слишком хороший случай. Исключительный. Ахмед прав: другого такого может не представиться потом за всю жизнь. А за эти деньги можно покупать генералов, как яйца, десятками.
— Где хранится порошок? — задал вопрос Браслет безразличным тоном.
— Контейнер, — улыбнувшись одними губами, ответил Ахмед.
— Охраняется?
— Естественно. Н-ский полигон.
— Раньше туда и близко не сунуться.
— Времена меняются. А сейчас, под эту «симфонию», — Ахмед кивнул на включенный телевизор, передающий в исполнении труппы Большого «Лебединое озеро» Петра Ильича Чайковского, — можно прибрать к рукам не только героин.
— Откуда столько? — спросил наконец Резо.