— В последние несколько часов произошли еще события… — произнес Крас.
— Да?.. В последние часы? Звучит апокалиптически.
— Мы с Котиным нашли девку. Готовы были ее взять, но… Началась разборка со стрельбой и дымом… Местная братва, но с чьей подачи, неизвестно. Кукла скрылась…
— Что, опять?
— …с неким мужчиной. Кто он, кого представляет, неизвестно. Он активно вмешался в разборку между местными бандитами и легионерами, которых мы задействовали втемную. Лет сорока, обладает, по словам Котина, профессиональными навыками в обращении с оружием.
— Времечко такое… Кто сейчас не обладает навыками? Только овцы. А овцы не сидят в фешенебельных ночных клубах. Они ездят на трамвайчиках… Зайчики в трамвайчике, жаба на метле… — Маэстро глубоко затянулся, подержал дым в легких. — Вот только пряников на всех не хватает…
— Я приказал Котину составить фоторобот.
— Мудро, — бросил Маэстро, сделав ударение на последнюю букву. Вздохнул:
— Вот ведь времечко… Вместо людей — фотороботы… И притом — как результативны!
Особенно в стрельбе! Робокопы, рыболовы, душеведы…
Вошел Котин, поставил перед Маэстро и Красом по чашке кофе.
— Я еще нужен?
— Ты нам всегда нужен, милый Котик, — оскалился Маэстро.
— Работай, — приказал Крас. — Когда справишься?
— За пару часов — точно.
— Лучше быстрее.
— Я понимаю. Как повезет.
— Нужно, чтобы тебе повезло через час! — вмешался в их разговор Маэстро. — Ты понял? Через час!
— Я понял, Маэстро.
— Хороший мальчик. И дверь за собой закрой. Поплотнее.
— Да… босс.
— Как легко этот умница меняет боссов, а, Крас? Он наблюда-а-ательный… И хочет жить. Очень хочет. — Маэстро опустил веки, медленно сделал последнюю затяжку, выдохнул дым. — А не пора ли ему буль-буль?.. Тут ведь есть ванна… Или ты предпочитаешь традиционные пути — сломать шею?.. Мальчик, меняющий боссов каждый раз. когда страшно, ненадежен. Только пусть сначала выполнит работу.
— Он отнесся к тебе как к приоритету Лира.
— Правильно отнесся. А ты?
— Что?
— Как отнесся к моему появлению ты?
— Не мути, Маэстро. Мы слишком давно работаем вместе…
— Скорее бок о бок…
— Пусть так. И оба знаем, что…
— Что?! Что мы знаем, Крас? — Маэстро даже не веко-3 чил, взлетел с низкого кресла. — Ты! — Он снова направил указательный палец в грудь Краса, будто ствол.
— Ты знаешь, почему мы еще живы?!
Крас заставил себя растянуть губы в подобие улыбки:
— Маэстро… Это имеет значение для нашего теперешнего дела?
— Красавчик… Это имеет значение для нашего теперешнего существования… Я хочу, чтобы ты уразумел, почему мы живы!
— Случай…
— Не валяй дурака, Красавчик! Этот случай именуется Лир! И никак иначе! Ты — грязный, вонючий, закомплексованный громила-педофил, и я, чадо; одержимое смертью, мы оба ненормальны! Больны!
Лицо Краса потемнело, обе его половины, казалось, поплыли куда-то в стороны, будто льдины под напором ледокола… Крас легко бы сломал этому фигляру шейные позвонки, если бы… Если бы не страх… Маэстро был скор, как пуля. Стоит ему захотеть, и он ударит так быстро и точно, что он, Крас, даже не заметит смерти… Где он приобрел это дьявольское искусство?.. Или никогда не учился, и убивать было для Маэстро так же естественно, как дышать?
А Маэстро хохотал, отчаянно, неудержимо… Смех прекратился так же внезапно, как и начался.
— Или наоборот? И ты, и я совершенно здоровы, а болен мир, смертельно болен, неизлечимо!.. Не так? — Глаза его заблестели. — Ты никогда не задумывался над тем, почему мы, ты и я, люди, умеющие убивать, испытываем… — Маэстро сглотнул вязкий комок слюны, — нет, не страх, а какой-то животный, мистический, неотвратимый ужас перед Лиром? По-че-му? — Он выдохнул, добавил едва слышно:
— И будем испытывать его всегда, пока он не решит, что для нас пришло время смерти… По-че-му?
Лицо Маэстро было бледным, словно маска Арлекина, на ней безжизненно застыла улыбка, будто нарисованная… Сейчас он не играл.
Маэстро встал, начал быстро мерить шагами комнату. Казалось, ему не хватало пространства. Или времени?..
— Почему ты говоришь со мною об этом? — напряженно спросил Крас.
— А с кем еще я могу об этом поговорить? Нас только двое, ты и я, есть, наверное, другие, но они мертвы. Это веская причина, как по-твоему?
Крас не знал, что ответить. Но Маэстро и не ждал ответа: он проговаривал слова лихорадочно быстро, словно боясь, что не успеет их сказать, что его оборвут…
— О, как скучен этот мир! И люди просто-напросто проигрывают заданные им клише, старые пластинки, от которых млели их родители… «Утомленное солнце нежно с морем прощалось, в этот час ты призналась, что нет любви…» — напел он с козлиным блеянием, пародируя безымянного теперь певца. — Нынешние думают, что они оригинальнее своих предков… Умнее, предприимчивее, злее… А они просто проигрывают эту жизнь… Про-иг-ры-ва-ют!
Дешевая пьеса в дешевом балагане, и каждый стремится сыграть в ней оригинальную роль… Забыв, что успешен лишь тот, кто действует по строгому стереотипу: любой фильм-бестселлер Голливуда рассчитан даже не по минутам, по секундам! Здесь — напугать зрителя, здесь — разжалобить… Здесь — наворотить горы трупов, и побольше огня, грохота, битого стекла, разрушений! Ты заметил, что привлекает зрителей в любом спектакле, будь это моток голливудской пленки или окружающая жизнь? Сила! Грубая, нерассуждающая, молотобойная! Ею, силой, хотят обладать те, кто ее лишен, кто так желает властвовать хотя бы полтора часа экранного времени, если не хватает на это мужества в жизни! Герой крушит, убивает, властвует, и зритель сочувствует ему в этой жизненной пьесе! Как это напоминает игру детей в войну: пиф-паф, а ты жив! Всегда жив! Вечно! Вот только эти овечки, называемые людьми, никак не могут понять: та, киношная, войнушка очень быстро, легко, незаметно может перейти в взаправдашнюю, и тогда им не отвертеться и платить именно им, своей шкурой!
Стереотип правит этим миром! Его величество Штамп! Сделано, апробировано, утверждено!..
Маэстро припечатал ладонь к столу, застыл, глядя в одну точку, будто сомнамбула, речь его еще более ускорилась, но не потеряла ни четкости, ни выразительности:
— Стереотипно все: наши заблуждения, все наши провалы и наши победы…
Стереотипны наши развлечения, наши желания, наши сны, наши иллюзии, наши любови и наши порывы! Уж не знаю кто, сам Господь Бог или его лукавый антагонист, устроил жизнь такой развеселой, но соскучиться в этом балагане нельзя, если…