— Погоди… Просто он был не-на-сто-ящий! А ты — настоящий, понимаешь? Ведь с тобой… Того, что было с тобой, я вообще никогда не испытывала! Совсем! Это было как вспышка, как озарение, как музыка, как солнышко… Ты знаешь, я всегда, все время думала про себя: да, в твоей жизни еще будет настоящее, потом, завтра, послезавтра… или скорее не думала, а словно в уме держала… Помнишь, как в школе? Два пишем, три в уме… Нет, я ничего не рассчитывала, ты ведь понимаешь?
— Да.
— Я говорила себе: жизнь только начинается, завтра будет все как в чудесном сне, и ты должна подготовиться к этому «завтра» и стать прекрасной и удивительной…
Для того, кто в этом «завтра» появится… И вдруг поняла: этого «завтра» может не быть! Совсем! Поэтому не хочу рассуждать… Хочу жить сейчас! Сейчас! Ты понимаешь?.. Я вдруг поняла, что все может окончиться, и я тебя больше не встречу никогда… А может быть, все это произошло со мной для того, чтобы мы встретились?..
— Мы их нащупали! — произнес, входя в комнату, невысокий лысый крепыш. Все знали его как Степаныча, но ни как его зовут на самом деле, ни кто он такой, не знал никто. Он появлялся в особняке Автархана редко, и его появление братва всегда связывала с войной.
Автархан поднял голову, расширенные зрачки сузились, он разлепил губы:
— Парня и девку?
— Нет. Тех, кто убил Снегова.
— Разве это был не тот, что…
— Нет.
Вошедший подошел к столу, положил перед Автарханом листок:
— Заключение экспертов. Поскольку мы искали именно «стрелку», вернее, место, где она вошла в тело… Ее выпустили Снегову в спину.
В спину… Когда-то один авторитет сказал своему брату, каратисту высокого класса: «Ты всю жизнь готовишься к встрече с профессионалом, а завалит тебя дилетант». Так и вышло. И с Сергеем тоже.
Автархан сидел молча. В спину… Хотя что это теперь решает для Сережи? Ничего.
Увы, ни-че-го.
Он заставил себя сосредоточиться:
— Ты нашел стрелка?
— Может быть, и его тоже. Судя по всему, мы вышли на тех, кто все это затеял.
Послушай сам, Николай Порфирьевич. Решение принимать тебе.
Степаныч скрылся за дверью, вернулся через секунду с малопривлекательным мужичком неопределенного возраста в истертой, первого «турецкого призыва» кожанке; глазки мужичка бегали шустро, сметливо; он трусовато покосился на здоровенного Кентавра, подобострастно улыбнулся Автархану, окинул единым взглядом убранство кабинета и, видимо, заключил для себя: денег здесь немерено, если не запорет крутой косяк, то карманы его станут тяжеленькими от баксов.
— Человек я простой, уважаемые… — начал он.
— Я тебе назвал цену за информацию, — перебил его Степаныч. — Задаток ты получил. Перескажи все ему. — Он кивнул на Автархана.
— С самого начала?
— Подробности своей интимной жизни можешь опустить, — хмыкнул Степаныч.
— Да разве это жизнь? Лабуда сплошная… «Грачую» я, уважаемый… — Мельком взглянул на Автархана и упер глаза в стол: от греха. — Ну, значит, стою на своем «москвичонке», жду… понятное дело, у «Валентина» клиент состоятельный, на своих тачках подъезжают, но шмары, те…
— Я же тебе сказал: без ненужных подробностей! — повысил голос Степаныч.
— Подожди, Степаныч… — осек того Автархан. — Пусть говорит как может.
Мужичок пожал плечами:
— Продолжать? Ему кивнули.
— Ну вот. Сижу, значит… Гляжу, тачки одна за одной подъезжают… Из них пареньки выкатываются…
— Наши? — спросил Автархан.
— Да не… Ваших-то я знаю… И Снега — кто ж его не знал?.. Ваши потом прикатили… А эти подъезжали, опорожнялись, мужичков, значит, высаживали и отваливали… И мужички те — один в один волчары, не пацаны, короче. Я ж за баранкой не первый год, таких на раз чую. Ну, думаю, давно тихо было, скоро громко будет… Пора отваливать: ни навару сегодня, ни заработку, одна морока…
А кому нужны лишние трудности или глупая пуля в бестолковке, кроме мусорков? Ну да у них работа такая, им и барабан на шею, и пилотку на голову, а мне на кой это негритянское счастье?
Ну вот. А только совсем без навара оставаться — что я, дурак, что ли? Девок-то всех по «мерседесам» не рассадют; если чего закрутится, посыплются из всех щелей, как тараканы от дихлофоса, да и пешкодралом эти соски давно не ходят: мне как раз копейка и перепадет… Короче, думаю себе: отъеду во дворик, чтобы не светиться, а как маза пойдет, подхвачу на борт четырех голоногих… Я ж не с хорошей жизни «грачую», да и кому тот полтинник лишний?..
Автархан молчал. Хотя было серьезное желание встать и врезать этому шмаровозу по хлебальнику. Самолично. Чтобы разевал пасть по делу. Но — школа… Опер, кум или следак не то что подобную козлятину слушать будут со всем вниманием, ежели им информации нужно нагрести, но и глазенками лупать станут сочувственно, и вздохнут впопад, и поддакнут, и глянут участливо, чуть не со слезой: вообще-то мы знаем, это жизнь такая, а ты — просто зайка, белый и пушистый… На эту подлянку сявки и ловятся.
— Короче, отъехал в скверик, за «Валентином» тем, и под аркой дома встал. Тебя никто не видит, а ты — спокойнехонько сидишь. Из арки той можно и обратно на Леонтьева и, если аккуратненько через двор притереться, на Колядинскую выскочить. Но этого, кроме своих, и не знает никто. Жильцы надолбов нагородили, чтобы все кто ни попадя двор колесами не рассекали, а я знаю: впритирку да левой стороной на бровку въехать, дуры те, надолбы, как раз и обойдешь. Короче, местечко по мне, в самый раз.
Гляжу, а в сторонке — «волжанка». Тоже тихо так притаилась. А в ней — мужик. Я спервоначалу подумал: какой свой брат «грач» присоседился, а только… Когда «грачуешь» уже не первый год да по таким злачным, чужие тут за просто так не поработают, не мне вам говорить.
А тут как раз пальба началась. Да какая! Вот, думаю, е-мое! Пора и ноги в руки, а то ведь… А мужичок тот, что за рулем сидел и не маячил, вылез и неспешненько так пошел через сквер. К месту пальбы. И в каждой руке — по стволу. Только махонькие, у моего пацана такой водяной, спринцовка. Совсем мелкие.
— Как он выглядел?
— А разве рассмотришь путем? Крупный, грузный… Но вот что интересно: шел легохонько, что твоя кошка, да притом… — Водила наморщил лоб, пытаясь подобрать подходящее слово. — Во! Беззаботно он шел, вот что! Словно не на войну, а на пикник развлекаться! Этакий променад… Если бы не стволы в обеих руках…
— Это точно были стволы?
— А то…
— А лицо?
— Да не рассмотрел я лица!
— Это как же? «Волыны» разглядел, а лицо — нет?
— А это кого что волнует! Мне с его лица воды не пить, а вот пистолетики…