Я тряхнул головой, пытаясь освободиться от навязчивых мыслей... Но это были даже не мысли – чувства, видения, образы... И главным из них стало ощущение своего одиночества и – надежда, что и оно когда-нибудь закончится...

...А жить мне очень одиноко.

Как будто дальняя дорога

Безмолвно стелится в степи.

И ночь пронзительна и строга

И тихо плещет у порога

Свет лунный таинством любви,

И тихо стынет за оконцем

Холодное ночное солнце

И душу бредом бередит,

И белый пламень возжигает,

Покой от сердца прогоняет

Вчерашним сумраком обид.

И ночь бессонная длинна,

И мутным холодом полна,

Как будто долгая дорога...

Но ночь – бессильна и убога.

Едва затеплится весна —

Душа очнется ото сна

Всесильным повеленьем Бога.

Строчки звучали где-то в глубине памяти, а меня словно обвалакивало теплою ватой... И сделалось горько из-за всего, что я упустил. И не вчера, не в дальней жизни... Краешком мутнеющего сознания я понимал – на меня действует какой-то газ – без запаха, без цвета... И голос из динамиков стал вкрадчивым и приятно монотонным, я слышал и не слышал его...

И тут – цвета померкли, словно предвещая вечер и непогоду... И заиграла музыка, и была она удаленно-грустной, и вокруг – закружили сухие осенние листья, и налетевший ветер бросал их охапками и вихрился у ног лиственными водоворотами... И сиренево-фиолетовые блики, путающиеся в высоких перистых облаках, напоминали о скорой зиме и о том, что так уже было когда-то...

А потом – стало темно. По пустому залу в неверном затухающем свете носились клочья газет, колючий мусор поземки... Забытая кукла Петрушка застывше улыбалась раскрашенным личиком; синий колпачок с бубенчиками делал его похожим скорее на королевского шута или на карточного джокера... Красная рубашка и синие атласные штанишки превратились в комок тряпья, и кукольная улыбка казалась бессмысленной и жутковатой в этом гаснущем мире... А потом не осталось ничего, кроме шума дождя...

Он стучал по крыше дробно и монотонно, и я слышал монотонный голос, воспринимая даже не слова – образы... Передо мною словно был экран, на котором извивались и ползли спирали, затягивая меня в мутный смерчевый водоворот...

И все – прекратилось, словно погас свет. Я лежал на полу, пытаясь пошевелиться и освободиться от обволакивающего дурмана... Чьи-то умелые руки освободили меня от оружия, потом я услышал причитающие всхлипы и глухой, как стук упавшей жердины, выстрел.

Повернулся и увидел лицо Фрэнка Брайта. Вокруг головы расползалось темное пятно, а в мутнеющих зрачках угасали блики дробящегося неживого света. Я услышал, как отщелкивается обойма; вслед за этим пистолет вложили в мою безвольную ладонь, прижали и снова вынули. Потом я различил голос:

– И за что ты, Дронов, застрелил бедного клоуна? Хотя, признаться, он надоел всем. А мне особенно.

Это была Бетти Кински. Собственной персоной.

– Как самочувствие? – спросила она.

Бетти Кински. Вежливая. Образованная. Спеленавшая умника Брайта и хладнокровно прикончившая его.

С умниками порой так и случается: пока они доказывают миру свою неповторимость и гениальность, приходит сильный, наглый и дерзкий и ставит крест на всех их начинаниях и завершениях. Таков мир.

Глава 78

Когда видишь рядом с собой убитого, который минуту назад разговаривал с тобой, – это разрушительно для любой психики. Именно тогда понимаешь с полной ясностью: мир устроен неправильно. И что с этим можно поделать? Ничего.

Весьма привлекательная девушка, только что застрелившая человека и спокойно раскурившая после этого сигаретку, вызывала у меня такое чувство, будто это именно я виноват в ее безразличии к жизни. Но и это проходит, как и все, и начинаешь думать сугубо рационально: «Откуда она здесь взялась? Что ей нужно?» Мысль простая до умозрительности: «Что здесь делаю я?!» – пронеслась паническим метеором и упала в омуты подсознания. «Кто знает, на кого он сам похож, пока не заглянет в сумерки собственной памяти? Или – беспамятства?..»

– Ну что ты уставился на этого болванчика, Дронов?

Странно, но, глядя на лежащее рядом с собой тело, я не ощущал никаких эмоций. Словно он действительно был куклой, выпавшей с полки из-за зеркала. И – разбил голову.

– Я вижу, ты еще не в себе, – произнесла Кински, встав у одного из зеркал. Мое мутное оцепенение постепенно проходило.

– Мне, наверное, стоит выразить тебе признательность?

– Раз спрашиваешь, значит, не уверен. По правде сказать, тебе светит лет двадцать. За убийство этого мирного лицедея. Вот из этого пистолета. – Она показала «глок», запечатанный в пластик.

– Он был мирным?

– Угу. От мира сего.

Я присел поудобнее, потер руки, огляделся. Одно из панелей-зеркал было сдвинуто, там располагалась скрытая комната. Значит, Бетти вошла без стрельбы, дыма и копоти. Как своя. Значит...

– Вижу по глазам, ты начал соображать. Но не делай, пожалуйста, резких движений, ладно? – На меня смотрел зрачок пистолетного ствола. Это был допотопный немецкий «люгер».

Я поморщился:

– Бетти... Если бы ты желала, то положила бы меня рядом. Без этих страшилок.

– Еще успею. А вообще – следовало бы.

– Ты жестока.

– Нет. Просто ты слишком долго беседовал с нашим доктором.

– Вы называли его доктором?

– Ему так нравилось. Тщеславию людей нужно потакать, чтобы над ними властвовать. Ты занимался тем же.

– Скажешь тоже. Мы просто шутили.

– Он уже дошутился. А у тебя еще все впереди.

– Это обнадеживает. Зачем ты морочила мне голову? С «Замком снов» и Люсей?

– Догадайся.

– Выигрывала время.

– Может быть, ты знаешь и для чего?

– Нет.

Бетти улыбнулась:

– Я тоже. Но знаешь ты слишком много...

Слишком много? Да. Я знал теперь коды и способ раскодирования всех, кто прошел через лабиринт. С таким знанием выжить трудно. Но попробовать можно. Ведь если бы не было некоего но, меня списали бы вместе с доктором Брайтом. Сразу и без церемоний. Так в чем это но?

Итак. Некая организация разыскала Фрэнка Брайта. Человечка с тяжелым комплексом неполноценности и устоявшейся ненавистью к людям. Устоявшейся настолько, что главным его желанием было – убивать. Лучше – молодых, богатых, успешных и красивых. Зачем? Чтобы все было «по справедливости».

Предварительную информацию о будущих жертвах получали из «Замка снов», от начальника технического отдела, который организовал прослушку в этом «очень веселом доме». Получали информацию и из других источников.