– Бывает. Несвязухи.
– Парень ты крепкий. И ловкий. Я чаю, невезухи твои не сегодня начались, может, не сегодня и закончатся, а всему край будет.
Растерянный бармен, конопатый, рыжий, выскочил на крылечко, развел руками, спросил неуверенно:
– Кто за убытки платить будет? Всю ж стойку разнесли!
– Я? – Данилов нарочито удивленно приподнял брови. – Разнес?
– Н-нет. Тот, здоровый.
– Вот с него и спроси.
– С него спросишь...
– Не стой пнем, разливала, «крыша», поди, в погонах, вот и вызывай, пусть они балансы по счетам наводят. Да не торопись, эти еще минут десять отдыхать будут, А то и все пятнадцать.
– Понял, – повеселел парень.
Иван Алексеевич протянул руку:
– Ты вот что, Олег... Зиму свою переживи, ладно? В лето вернись.
Иван Алексеевич прошел через двор и скрылся за углом. Олег тоже побрел дворами, но в другую сторону. Денек начался – лучше некуда. Когда в спокойном и тихом, как стоялая лужа, Княжинске ты за пару дней влипаешь в странные истории, стоит задуматься. Ибо совпадения случаются в жизни все же куда реже, чем просчитанные кем-то закономерности.
Милицейский автомобиль появился минуты через три. Впрочем, на то, что он милицейский, указывало только наличие в нем двоих пассажиров в форме; водитель был в партикулярном. Из машины нехотя выбрался человек лет тридцати в чине капитана; притом можно было заметить, что сидела на нем форма как на корове седло, а вернее даже, наоборот – как биндюжная упряжь на хорошем скакуне.
Следом за ним вылез сержант с автоматом.
– Что у нас тут? Поножовщина? – спросил он растерянного бармена, только-только потискавшего кнопки мобильника и сообщившего шефам о происшедшем.
Так быстро «коляску» он не ждал.
– Да нет, драка обычная... – начал лепетать бармен; сержант перекрыл от его взгляда лежащего качка, капитан наклонился к амбалу, приподнял голову: тот невнятно замычал. Капитан кинул быстрый взгляд по сторонам, прихватил голову полубеспамятного парня правой под подбородок, ладонь левой нежно положил на затылок и резко крутнул вправо. Движение было молниеносно; тело здоровяка на мгновение напряглось и обмякло.
Капитан выпрямился, двинулся к бармену:
– Обычная драка, говоришь? И кто ж, такой резвый, здесь махался?
– Да мужик какой-то. Эти к старику хромому пристали, а он... Он даже и не дрался вроде, завалил обоих играючи.
– Играючи, говоришь? И в мир иной так же, играючи, переправил?
– Чего? – не понял бармен.
– Этот вот, – кивнул капитан на здоровяка, – откинулся.
– В смысле?
– В смысле – в ящик сыграл. А уж Богу он душу отдал или кому другому – это не нам судить. Убийство. Покумекаем, разберемся: преднамеренно его или по неосторожности. Савельев! – скомандовал он сержанту. – Вызывай дежурную бригаду. Труп оформлять будем. Ну и все остальное тоже.
Капитан подхватил со стойки бутылку пива, сдернул пробку о ребро стола, уселся на пластмассовый стул, отхлебнул, вынул из кармана портмоне, раскрыл: в нем оказалась фотография Олега Данилова. Лицо капитана скривила гримаска.
– А шустрый ты, видно, парень, – капитан подмигнул изображению, – раз тебя такие люди приземлить озаботились. А ты еще и помог. – Капитан приложился к бутылке основательно, выпростал пиво до донышка, умиротворенно выдохнул, оглядываясь по сторонам. – Денек обещает быть жарким. – Закурил, произнес, рассматривая фотографию:
– И не обижайся, земеля. Ничего личного.
Автоматический скоростной затвор фотоаппарата щелкнул несколько раз.
– А здесь нечисто играют, – произнес молодой человек лет тридцати, сидевший рядом с водителем в потрепанной «восьмерке» с затененными стеклами метрах в двадцати от заведения.
– Скажи, где чисто. Поедем туда. И даже останемся там жить, – меланхолично откликнулся напарник за рулем, лысый усатый крепышок возрастом далеко за сорок.
– Да ты философ.
– Чем дольше живешь, тем лучше разумеешь: жизнь если и течет, то только от плохого к худшему.
– Ага. «Картина ясная, Одесса красная...» – пропел молодой, продолжая наблюдать. – Все как на ладошке: опись, протокол, отпечатки пальцев, – сказал он и заржал, имитируя смех Лелика из «Бриллиантовой руки».
– Ты чего развеселился?
– Саныч, его ведь пасет еще группа. Помимо нас. Видишь «шестеру» на обочине?
– Угу.
– Интересно, что этот парень такое напортачил, что на него целую облаву завели?
– Тебе не все равно?
– Вообще-то да. Но просто торчать манекеном – скучно. А так хоть подумать.
– Романы пиши.
– Не, я и читать-то не люблю, а писать... Этот Данилов уже дописался.
– У журналистов вообще крыши не на месте. Ладно бы просто брехали, а то ведь еще нос дерут: «четвертая власть». А сами – памперсы, промокашки: кто им какую мочу сольет, ту они и в газету тащат.
– Ну морду бы ему набили или замочили. А то ведь... Ты видал, капитан тому отморозку, которого Данилов уложил, шею свернул. Приземлять станут журналиста со всем усердием. Зачем?
– Меньше знаешь – легче спишь. Не нашего ума дело.
– А что – нашего?
– А ничего. Я себе думаю, этот капитан – такой же капитан, как тот Данилов журналист. И форма сидит – как сбруя на блохе.
– Опер. На операх форма всегда колом. Да и следственно-экспертную он вызвал. Зачем ему? Раз труп – бригада будет прокурорская, то-се, экспертиза...
Эдак он сам себе может веревочку на шею намылить.
– Молодой ты еще. Прокуратура берет преднамеренные, а если смерть наступила вследствие побоев, то это – как раз райотдела ментовского «палочка».
Ты видел, у капитана уже и фото «преступника» есть. – Саныч усмехнулся. – В портмоне. Приземлят журналиста годочков на десять как пить дать. Если он журналист.
– Да журналист, точно. У меня тесть газеты вечно штудирует, хвалил его.
Говорил – головастый.
– Вот и укоротят на ту самую голову. А уж что в его голове на самом деле варится... Видал, как он парней разложил?
– Быстро.
– Не в этом дело. Он сдерживал удары, понял?
– Сдерживал? Что-то я не заметил.
– Рассчитывал, чтобы не убить.
Молодой пожал плечами:
– Наверное, карате занимался. Или еще чем.
Саныч скосил взгляд, скривился:
– Это не спортивные удары. Такую школу ставили только в конторах. Да и то в особых управлениях.