Олег набрал номер. Гудок, другой, третий...
— Да?
— Здравствуйте. Могу я поговорить с Марком Захаровичем?
— А кто его спрашивает?
— Олег Федорович.
— Вы с ним работали?
— Какое-то время.
— Вы не сможете с ним поговорить.
— Он заболел?
— Нет. Он умер.
— Что?! Когда?
— Сегодня ночью.
— Что-то... случилось?
— Нет. Обычный сердечный приступ.
— По моему, Марк Захарович никогда не жаловался на сердце...
— Разве кто-то может сказать о своем сердце, что оно здорово? Мой бедный брат был не всегда умерен... А кто сейчас умерен?
— Погодите, он... когда он умер, он был не один?
— Я вас не знаю, но мне кажется, Марк упоминал вас. И говорил всегда о вас с уважением...
— Он получил от меня аванс на одно дело...
— Деньги? Я про это ничего не знаю.
— Это так.
— Когда такое случается, кто может думать о деньгах? Только совсем бессердечные люди... Это была большая сумма?
— Пять тысяч долларов.
— Странно... Марк обычно держал деньги в секретере. Теперь их нет. Их могла украсть та девица, как вы думаете?
— Девица?
— Я никому не говорила, но вам скажу: да, Марк был хороший мальчик, но большой ходок, как и наш папа Захар Львович. Сколько слез выплакала мама, кто скажет? Но Марк был добрый, никому не делал зла. Вчера вечером я звонила ему, он почему-то очень тосковал... Вот и снял где-то шиксу, и где она теперь? Может быть, она уже далеко? С вашими деньгами?
— Скорее всего. Примите мои соболезнования.
— Благодарю вас. Но разве что-то вернет нам нашего Марика? Одно утешает:
Марик всегда жил в свое удовольствие. На нас ему было...
— Мне тоже казалось, что он по-своему был счастлив.
— Счастлив... А что для кого счастье? Кто скажет?
Мысли неслись стремительно, и первая из них была столь глупа, что грешила паранойей, но Олег бросил взгляд на фотографии, на которых Марина в позах неутомимой «труженицы станка» угождала ему и покойному Леониду Сергеевичу... А что, если она... Глупо. Но просто. А может быть, то, что кажется самым простым, не так уж и глупо?
Он набрал номер. Насчитал одиннадцать гудков и положил трубку. Подумал, набрал другой номер.
— Да... — Голос Марины был хрипл и, кажется, не вполне трезв. — Ну и как покувыркалась с толстячком? — начал Олег безо всяких предисловий, прикрыв мембрану платком и слегка изменив голос.
— Покувыркаться не успела.
— Что так? Марк слыл за образцового любовника. Несмотря на избыточный вес.
— Все кончилось слишком быстро. Не знаю, что за дрянь ты мне дал, но я влила ему в коньяк, и, как только он начал проявлять «мужчинское начало», ему стало плохо... — Марина замолчала, было слышно, как она отхлебнула из бокала, прокашлялась, голос стал более резким, и в нем появились нотки истерики:
— Плохо... Да он просто рухнул всей тушей прямо на пол. Я думала, это клофелин...
— Ты просмотрела его бумаги?
— Ален, мы так не договаривались! Он должен был уснуть, а он — сыграл в ящик! — Потом возникла пауза, девушка спросила сдавленно:
— Кеша? Почему у тебя такой голос? Ты что, заболел? И зачем ты звонишь? Ты же обещал зайти после четырех... И вообще, это не телефонный... Ален?
— Марина, это не Ален. Это Гринев. И — не вздумай выключить трубу! Не то через час за тобой приедут архаровцы Борзова и ты будешь удостоена личной беседы с этим веселым господином... Слышала о нем?
— Олег?! Погоди, как ты... И при чем здесь Борзов?
— При том. Он — мой новый босс.
— Зачем ты звонишь?
— Ален приказал тебе убить Марка?
— Никто не приказывал его убивать, понял! Я должна была просто дождаться, пока он уснет, а потом... Откуда ты все знаешь?
— На кого работает Ален?!
— Какой Ален?
— Не надо играть со мной в игры!
— Дурак ты, Гринев! Как был несуразным медведем, так и остался! «В игры...» На Москве медведи если и живут, так только плюшевые! И — заводные!
Знаешь? Ключик в спинку вставляется, и миша пляшет... пляшет-попляшет, лапками помашет... — Марина расхохоталась хрипло, но совсем невесело. — Пока не надоест. Пока завод не кончится. А потом его раз — и в темный ящик. — Марина положила трубку, Олег испугался было, что она прекратит разговор, но понял — девушка лишь приняла очередную дозу спиртного. Да и когда он ей позвонил, она была уже на порядочном взводе. — Ну? Теперь поговорим, медвежонок? Напоследок?
Что ты замолк? Не хочешь спросить, почему «напоследок»?
— Соображаю.
— Все еще соображаешь? Странно...
— Кто тебе приказал познакомиться со мной? Те же люди? Ален?
— Не, ты точно дурак, Гринев! Стоеросовый! Неужели ты думаешь, я знаю? Ни к чему мне это — знать. Мне за это не платят!
— Ты врезалась в мою машину нарочно...
— Какой ты догадливый зверюга, а? Прямо Буратино на «поле чудес»...
Помнишь песню из того фильма? Я, дура, любила ее, когда была маленькая... «Там поле-поле-поле-поле-поле чудес, поле чуде-е-ес... в Стране дураков!» Впрочем, никакая другая страна не лучше, но эта мне точно опостылела. Немного посплю и — туту... До свидания! Или, как говорят поляки, до видзения. Звучит куда лучше.
Похоже на «везение». И мне еще повезет, я знаю. — Девушка замолчала, Олег услышал, как взикнуло колесико зажигалки. — Хочешь честно, Медведь? Ведь ничего плохого ты мне не сделал и даже был мил со мною... Не знаю, зачем и кому ты был нужен, но... Да, обстоятельства нашего «случайного» знакомства были организованы. Все! Включая котенка!
— Куда он делся?
— Да выбросила я его, понял? Его место на помойке! Мне сказали, что ты человечек легковерный, ранимый и сентиментальный. Но — не глупый. В этом они ошиблись... И кстати, все, что я тебе лепила тогда в машине, — я не придумывала... Я рассказывала тебе мою жизнь. С легкими купюрами. Я ведь действительно искусствовед, действительно занималась журналистикой, только...
Мир наш таков, что никому не нужны ни мои мозги, ни моя душа, нужно только тело. Заработать я могу лишь им — вот и зарабатываю, пока не состарилась.
— Квартира подставная?
— Разумеется.
— Ты знала, что нас снимают?
— Да. Детскую стыдливость я утеряла в подростковом возрасте, народным комиссаром становиться не собираюсь, там что мне до большого зеленого пениса, где развесят эти снимки...