Но, получив поднос, обогнула кафетерий и устроилась в самом темном углу, сев спиной к залу. Торт оказался неземным, он таял во рту. Я вздохнула: единственный приятный момент за весь день. Сначала потерпела полную неудачу, придя к Олегу Игоревичу, потом целый час в туалете смывала грим. Естественно, никаких средств для снятия макияжа не оказалось под рукой и пришлось тереть лицо противно воняющим куском мыла розового цвета. Ну а затем меня принялась шпынять Регина.
– Кофеек пьешь? – раздался знакомый голос.
Я повернулась и опрокинула картонный стаканчик. Перед столиком, сжав в нитку губы, стояла Регина.
– Значит, я ее жду, а она тут кофейничает!
– Мне положен обеденный перерыв!
– Учитывая, что ты заявилась во второй половине рабочего дня, это крайне актуально, – вызверилась девушка. – Где мои пирожки?
– Вот.
– Они холодные! Совершенно несъедобные!
– Извините.
– Еще чего, – фыркнула Регина, – ты идиотка! Отдавай мои деньги.
– Вот, возьмите.
– С ума сошла? – тут пять рублей! Я тебе давала двадцать!!!
– А пирожки?
– Жри их сама! – выпалила Регина и швырнула мне в лицо пакетик со слоеными треугольничками.
Это уж было слишком.
– Пошла ты… – крикнула я, швыряя ей буквально в лицо купленную выпечку, – подавись жратвой и деньгами, вот они!
Регина уставилась на бумажки, потом подняла на меня тяжелый взгляд. На дне ее поросячьих глазок плескалось торжество.
– Как ты посмела уйти с работы в кафетерий?
– Ты меня сама отправила.
– Не «тыкай»! – взвилась Регина. – Я старший научный сотрудник.
– И чего? – обозлилась я. – Ах, извините, ваша милость, не успела упасть перед вами ниц! Имей в виду, в мои обязанности не входит покупка жратвы.
– Ты уволена, – прошипела Регина, сливаясь по цвету с красной клеенкой, которой был накрыт столик.
– Не ты меня на работу брала, – фыркнула я, – этот вопрос будет решать Орест Львович.
Остаток дня Регина злобно молчала, изредка швыряя в мойку эмалированные лотки и какие-то изогнутые железки. Я тоже не произнесла ни слова, расставляя в шкафу перемытые банки. Когда появился Орест, девушка приказала мне с мрачным видом:
– Принеси из 29-й комнаты бутыль с раствором.
Когда я вернулась, Орест Львович стоял в одиночестве у большого черного стола. Увидав меня, он вздохнул:
– Даша, не обижайся на Регину, у нее сложный характер, но она великолепный специалист.
Я пожала плечами:
– Она ко мне постоянно придирается.
– Знаю, – спокойно кивнул Орест, – Регина работает со мной всего пару месяцев, а уже успела выжить не то пять, не то шесть лаборанток. Сама понимаешь, труд уборщицы, давай называть вещи своими именами, так вот, работа уборщицы не престижная, малооплачиваемая…
– Чего же Регина хочет?
– Замуж ей надо, – фыркнул начальник, – мужик требуется, живо шелковой станет. Я почему этот разговор затеял. Ты меня устраиваешь во всех отношениях. Сделай милость, плюнь на девицу, ну не обращай на нее внимания, а я уж в долгу не останусь, запомни.
– Ладно, только она обещала меня уволить.
– Сегодня пятница, – тяжело вздохнул начальник, – отдохни спокойно, а в понедельник с новыми силами – на службу. Кстати, хочу научить тебя паять ампулы, пригодится такое умение, лады? Да, кстати, вот.
И он протянул мне сто рублей.
– Это зачем?
– Ну просто так, – засмеялся Орест, – у тебя ребенок вроде заболел, купи ему шоколадку и яблок.
– Спасибо, – пробормотала я, – дай вам бог здоровья.
– Давай, топай, – отмахнулся Орест.
Отогнав «Пежо» подальше от роддома имени Олеко Дундича, я переоделась и поехала к Жанне. Конечно, доказательств вины сотрудников лаборатории у меня нет, но я могу рассказать ей о преступных махинациях с эмбрионами. Честно говоря, хотела предложить ей такой вариант: мы едем к нам домой, я знакомлю Жанну с Александром Михайловичем, и девушка рассказывает полковнику все. Дегтярев – отличный профессионал, он сразу поймет, как следует поступить в данном случае.
Подлетев к квартире Жанны, я глянула на дверь и почувствовала приступ дурноты: косяк украшала белая бумажка с печатью.
Полная самых нехороших предчувствий, я позвонила к соседям. Высунулась девочка лет двенадцати с туго заплетенными топорщившимися косичками.
– Вам кого?
– Не знаете, где Жанна?
– Кто там, Лена? – донеслось из комнаты, и через секунду в прихожую вышла безобразно толстая старуха в бордовом застиранном халате. – Вам кого?
– Пришла к Жанне, гляжу – опечатано…
– Милая моя, – всплеснула руками бабка, – вы им кем приходитесь?
Я секунду поколебалась, потом соврала:
– Учились когда-то вместе, а потом я оказалась по распределению в Воркуте. Вот, приехала в Москву. Дай, думаю, зайду. По телефону звоню, звоню, никто не подходит.
– Ой, милая, горе-то, горе, – запричитала старуха, – ты вот тут в передней на стульчик сядь.
– Случилось что?
– Ой, страшное дело, – завела было бабка, но, заметив, с каким жадным любопытством к ее словам прислушивалась девоча, осеклась. – Лена, ступай уроки делать.
– Ну, ба, – заныл любопытный ребенок.
– Иди-иди, – сурово приказала старуха.
Пришлось девочке удалиться.
– Не хочу при ней страсти рассказывать, – пояснила хозяйка. – Ой, горе, ой, беда, ой, несчастье…
– Да в чем дело?
– Она жила вместе с родственницей, знаете?
– С Анной Константиновной? Конечно.
– Во-во, – оживилась бабка, – тому уж несколько дней, как Аня застрелилась.
Я подскочила на стуле и, чуть было не ляпнув: «Вы путаете, ей сделали укол», спросила:
– Как?