Вместо Бориса появился солдат с красной повязкой дежурного. Он оглядел ее, чемоданчик и, поняв, что это к ним в часть, спросил:
— Вы к кому?
— Мне… здравствуйте. Мне Ледогорова.
— Из какого взвода?
Взвода? Откуда она знает. Хотя нет, как же она забыла, он ведь командир саперного взвода.
— Из саперного, — радостно сообщила она.
— Саперного? У нас таких взводов нет.
Как нет? Может, она просто не туда попала, может, здесь есть и другая часть?
Торопливо, боясь, что дежурный уйдет, достала кошелек, отыскала среди денег листок с адресом. Солдат взял бумажку, прочел, свел брови, что-то соображая.
— Часть наша, но Ледогорова у нас нет, это точно.
— Ну как же нет! А где он?
— Подождите, вон Оксана Сергеевна идет, она у нас всех знает. Оксана Сергеевна, — поднял дежурный бумажку навстречу идущей по тротуару девушке в красном сарафане. — Оксана Сергеевна, помогите. Вот, адрес наш, а солдата с такой фамилией вроде и не слышал — Ледогоров.
Сарафан, только что стремительно приближавшийся к КПП, замер, девушка остановилась, впилась своими огромными глазищами в Лену, и та поняла: эта Оксана Сергеевна знает Бориса. Но почему так резко остановилась? Почему молчит? Почему так смотрит? Оценивает? Сравнивает? С кем? Уж не с собой ли, такой ногастой и лупастой? А вдруг и правда?
— А вы?.. — наконец проговорила Оксана. — Вы кто ему… Борису?
Какое ее дело? В гости приехала. Родственница.
— В гости… — ответила тем не менее почему-то сдавленно.
Оксана опять придирчиво осмотрела ее, чемодан и сумочку. А Лена рассматривала ее. Какое это, наверное, счастье, удача для девушки, когда у нее есть на лице какая-нибудь родинка, небольшой шрамик или что-то такое, чего нет у других, — это привораживает, притягивает. А когда к тому же есть такие глаза и такие ноги, как у Оксаны, то не нужно даже и родинок… И все это, конечно, видел и не мог не оценить Борис…
— Ледогоров здесь уже не служит, — дошел до Лены голос. И тут же сам сарафан тоже приблизился, и Лена разглядела, что глаза у Оксаны хоть и огромные, но какие-то холодные, зеленые. Такие глаза разве смогут разглядеть Бориса? Сам-то хоть он их рассмотрел?
— Он здесь уже давно не служит, — вновь повторила для нее Оксана.
— А где… он служит?
Спрашивать не хотелось, вернее, не хотелось спрашивать именно у Оксаны, но солнце уже садилось, солдат ничего не знает, и эта красивая и холодная девушка — последняя ниточка, которая может привести ее к Борису. Сказка про злую волшебницу…
Оксана почему-то оглянулась, посмотрела на темно-синие, похожие на грозовые облака горы на горизонте.
— Он далеко.
— Где?
— Там, — после некоторой паузы кивнула Оксана на горы-тучи.
А что там?
— А как… доехать до него?
Неприятно, ужас как неприятно вымаливать у этого красного, а теперь уже позеленевшего от глаз сарафана какие-то новости для себя. Но что поделаешь…
— Понимаете, к нему нельзя доехать. — Оксана, оказывается, все это время тоже смотрела на горы. — Вася, — вдруг обратилась она к стоящему рядом дежурному, — иди неси службу. — Убедившись, что дверь за ним закрылась, перевела взгляд на Лену. — Он… он за границей. Это все, что я могу вам сказать. Так что не ищите его, а езжайте домой.
За теми горами — граница? И Боря там? А какая страна? Какие у нас по карте внизу страны? Господи, вся география вылетела из головы. Китай, Монголия, Индия, Турция… Что-то еще мелкое…
— А… адрес? У вас есть его адрес?
Господи, лишь бы не было. Пусть она не узнает, где Борис, но лишь бы он никому не писал…
— Дело в том, что адрес у него наш, советский, — медленно, останавливаясь после каждого слова, словно все еще раздумывая, говорить или нет, тем не менее сказала Оксана. — Письма уже потом переправляют к ним туда. Вы меня понимаете?
«Значит, они все-таки переписываются, — думала Лена свое. — Мне — ни строчки, а этой лупастой-ногастой…»
— А что же вы здесь, если он — там? — закончила свое унижение презрительным вопросом Лена. У Оксаны от удивления раскрылся рот — оказывается, он и в самом деле открывается от удивления, это не только так в книгах пишут, — веки виновато, безответно заморгали, и Лена, подумав: «Вот так и ходи», — взяла чемоданчик и пошла от КПП.
Необходимое послесловие.
На следующее утро в отделение милиции ташкентского аэропорта милиционер привел девушку.
— Заграницей интересуется, товарищ капитан, — тихо доложил он дежурному. — Афганистаном. Твердит, что какой-то старший лейтенант у нее там служит.
— В Афганистане?
— Так точно.
— А она… не того? — Капитан хотел повертеть у виска, но, увидев, что задержанная наблюдает за ним издали, лишь поправил фуражку. Но милиционер понял.
— Вроде нет. Вот документы.
Документы оказались в порядке, рассказ Желтиковой Елены Викторовны вроде правдоподобный, кроме, конечно, нелепости про службу старшего лейтенанта в Афганистане.
— А может, где при посольстве? Или советником? — попытался прояснить капитан у девушки, но для нее эти слова настолько были далеки и непонятны, что дежурный оставил свои предположения при себе. Куда-то позвонил, перезвонил, сам дождался звонка и порекомендовал в конечном итоге девушке поехать в Министерство геологии Узбекистана: вроде бы там оформляется большая группа для работы в Афганистане.
— Попадете туда — тогда и ищите своего старшего лейтенанта.
25 октября 1979 года. Кабул.
Два раза в год, весной и осенью, в Министерстве обороны СССР подводят итоги боевой учебы. Со всех округов, флотов, групп войск в Москву съезжается командование, где каждый и получает по заслугам.
В эту осень на подведение итогов впервые вызвали и «афганцев» — Горелова и Заплатина. Вызвали срочно — указание пришло вечером, а в Москву предписывалось явиться уже на следующий день. То ли Устинов долго раздумывал, то ли сам в последний момент получил команду представить советников, но в итоге Горелов вынужден был в 23 часа докладывать Амину о своем убытии.
Амин, уставившись в одну точку, молча выслушал доклад главного военного советника. Можно было подумать, что он вообще не понял, о чем идет речь, — настолько отвлеченным казался его взгляд. Горелов же, замолчав, посмотрел на часы — скоро полночь, а надо еще собираться, сделать хоть какие-то наброски, если вдруг предложат выступать. А Амин все сидел, смотрел и думал. Наконец поднял свою большую голову:
— Можно попросить вас об одном одолжении?
— Конечно, — удивился Лев Николаевич: Амин — и что-то просит.