Впрочем, не такое уж оно и чистое. Взгорочки, буераки, кустарники — эти вечные спутники гор, шрамили и рябили местность, и спецназовец решился:
— Сюда, в поле, — позвал он носильщиков. Сам залег на опушке, ожидая, когда из натужного воя вырвется спешащий на перехват «уазик». Но успели, успели и ребята скрыться в ложбинке, и он сам, скрючившись как кенгуру, впрыгнул в мертвую зону вслед за ними, прежде чем машина с боевиками, тяжело проседая, пересекла только что проложенный путь на свободу.
— Пошел, пошел, — перевела Марина услышанные команды. Осторожно выглянули. С «уазика» через равные промежутки спрыгивали боевики и по-гитлеровски классически становились в цепь. Хотя и оглядывались по сторонам, но шли лицом к лесу. Застонал Игорь, и Волонихин без подготовки через брючину вколол ему обезболивающее. Остальные, ощетинившись на все стороны оружием, переводили дыхание.
В небо, пенясь и шипя, ушла зеленая ракета. Чеченцы пошли искать иголку в стоге сена, где ее уже не было. С Богом, ребята. Точнее, с Аллахом!
Наконец-то нашлось у Зарембы время уделить внимание раненому. Марина обтирала ему губы смоченным в воде платком. Сквозь бинты, пулеметными лентами революционных матросов перехватившие грудь, проступала кровь, и подполковник взглянул на доктора. Тот неутешительно сжал губы и поднял вверх глаза: если помогут небеса.
Это боевикам Заремба разрешил обратиться за помощью к Аллаху, а сам больше надеялся на вертолеты. Нужно только отойти подальше и вызвать их. Уйти подальше и успеть вызвать…
— Сколько протянет?
— Мало. Нужна срочная операция.
— Командир, — позвал вездесущий Дождевик. Он успел пробежаться по всем сторонам ложбины и наверняка увидел что-то ценное. Такие, как Семен, зря не беспокоят, и подполковник поспешил к нему, лег рядом. Прапорщик указал рукой вниз. Там, метрах в трехстах от ложбины, паслось стадо овец. Но их блеющее, колышущееся грязновато-белое облако интересовало мало: рядом со стадом щипали траву два белых коня. Пастухи отсутствовали, и воображение подсказало командиру: соорудить пароконные носилки и с помощью лошадей вывезти Игоря в более безопасное место.
— Кто-то должен здесь быть, рядом кто-то должен находиться, — не позволил себе поддаться на совсем уж легкое решение проблемы Заремба.
— Парнишка. Кажется, тот, что приезжал в лагерь к Волку, лежит неподалеку, — Семен рассмотрел и это. — По-моему, с книжкой. Читает.
Подполковник оглянулся на Чачуха. Тот начал бредить, мотая головой в ладонях Марины.
— Надо пробовать, — решился Заремба.
Туманов, поняв, что принимается какое-то решение, подполз тоже, вгляделся в лошадей. В этот момент пастушонок встал, оглядел стадо. Да, точно связной Одинокого Волка, любимец отряда.
— Что будем делать? — привлек пограничника к решению задачи Заремба.
— Вопрос «не что», а как, — у капитана мысли сразу легли в нужном направлении.
Проблема стояла лишь в том, что делать с пастушонком. Надеяться, что он добровольно отдаст лошадей, да еще никому не сообщит об этом, могли разве что марсиане или правозащитники. А убивать ребенка, пусть даже и связника Волка, — у подполковника не поворачивался язык, чтобы отдать такой приказ.
— Жеманничаем, — вслух не согласился пограничник, уловив сомнения командира.
— Давайте я сначала переговорю с ним, — заторопился Дождевик, когда парень снова встал. Однако на сей раз для того, чтобы гнать стадо ближе к дому. Уйдут лошади — умрет Игорь… — Я миллион раз в Таджикистане и Преднестровье ходил на всякие переговоры, — успокоил командира десантник.
— В крайнем случае свяжем, поведем с собой, а потом отпустим, — подарил парню жизнь Заремба.
Прапорщик кивнул, отдал Туманову автомат. Проверил в кармане куртки пистолет. Пригладил волосы, словно в самом деле готовился к переговорам на высшем уровне.
— Марина, — позвал Заремба. — Сюда со снайперкой.
Девушка подползла, залегла рядом. Поймала в прицел паренька. Наверное, вблизи он оказался совсем мальчишкой, потому что она отстранилась от оружия и посмотрела на командира.
— Возьми на прицел! — жестко приказал подполковник, боясь оторвать взгляд от прапорщика. Семен — миротворец по натуре, но кто сказал, что их щадят пули?
Пастух заметил Дождевика почти сразу, настороженно присел. Расстояние между ними постепенно уменьшалось, и теперь занервничала Марина — Семен плохо шел, очень плохо. Создавалось впечатление, что он специально прикрывал своего партнера по переговорам, чтобы выстрел ненароком не грянул преждевременно.
— Уйди, — шептала Марина. Переместиться на новое место тем более боялась — Семен шел хотя и плохо, но быстро, стараясь одновременно и не напугать парня резкими движениями, и не оставить ему времени для раздумий. Поэтому Марина видела только спину прапорщика, ее прицел сошелся у него промеж лопаток. Именно на такой высоте вскинутой винтовки она в последний раз видела в окуляр чеченца и, если что…
Нет-нет, никаких «если что» и особенно с Семеном. Только не с Семеном. Она даже уберет палец со спускового крючка, дабы превратить винтовку в обыкновенный бинокль. Пусть минуют прапорщика любые пули. Она очень уважает его…
Не уважил чеченец. Выстрел раздался спереди, Марина только увидела через увеличительное стекло, как Семен вздрогнул, мгновение покачался, не желая падать, но ноги подкосились и он рухнул. В прицеле, на той самой нужной высоте остался один пастушонок с плащом в руках, из-под которого он скорее всего и выстрелил.
— Огонь! — крикнул Заремба.
Марина надавила на спусковой крючок. И теперь уже парень недоуменно вздрогнул, согнулся и повалился головой к тому, кто шел с миром, но кого он убил мгновением раньше.
Заремба, Марина и Туманов, уже не таясь, побежали к месту трагедии. Капитан перевернул прапорщика и бессильно опустил руки. Марина сначала глянула на мальчишку и, увидев окровавленную, развороченную выстрелом голову, вскрикнула. Надеялась, что промазала?
— Что же ты, Семен! — с болью прошептал подполковник, став на колени перед Дождевиком и обняв за плечи.
Рука прапорщика по-прежнему сжимала в кармане пистолет, вся предыдущая его служба не позволяла ему попасться на такой крючок. Не хотел стрелять первым? Не верил, что станут стрелять в него? Не давал выстрелить Марине? Безумно нелепая смерть. На нелепой войне нелепо отдать жизнь — зачем перед этим столько страдал и мучился?
Марина продолжала завывать то ли над Семеном, то ли над мальчишкой. А скорее всего, над собой. Нельзя давать снайперам смотреть в лица тех, кого они убивают. Наверное, будь на месте Семена кто-то другой, она вообще не смогла бы выстрелить в парнишку. А здесь ответила кровью за кровь. И — плачет. Заремба вдруг сделал простой и честный вывод: это оттого, что чеченский народ так и не стал врагом для народа русского. Противником в бою — да. Но случись завтра прекратить войну, жажды мщения и озверения не будет…