Лиза покорно пошла к телефону, а Венедикт Павлович на рысях кинулся к себе домой, он вовсе не собирался ждать вместе с соседкой бригаду в белых халатах.
Дальше начался кошмар. Сначала явились врачи и, вместо того чтобы посочувствовать девушке, наорали на нее. Особо неистовствовала фельдшерица, по виду чуть старше Лизы.
– Это ж надо догадаться к жмурику «Скорую» вызвать!
– Но, – стала заикаться Лизочка, – я думала, ей плохо…
– А то не видно, что умерла!
Лиза разрыдалась. Доктор равнодушно накапал ей какую-то жидкость, и медики уехали, велев ждать милицию.
До обеда Лиза просидела, трясясь, на лестнице, ведущей к чердачной двери. Она не могла себя заставить остаться в квартире. От ужаса сводило ноги, а руки отказывались слушаться. Наконец явились парни в штатском, походили по комнатам, позадавали повторяющиеся, однообразные вопросы, и только потом приехала труповозка. Лишь сейчас, когда за угрюмыми санитарами захлопнулась дверь, Лизоньке пришло в голову, что ей придется рассказать о смерти Риты ее матери, Ирине Магомедовне.
– Ты бы легла поспать, – сочувственно посоветовала я.
– Не могу, – прошептала Лиза, – страшно. Да и в ванной убрать надо, но не войду туда, нет!
Я налила ей чай и пошла в санузел. Ведро, швабра и тряпка нашлись в коридоре, в угловом шкафчике. «Тетя Ася» стояла за унитазом, там же обнаружилась и пара резиновых перчаток. Натянув их, я заглянула на кухню:
– У тебя, кроме Риты, еще подруги есть?
– Да, – прошептала Лиза, – Оля.
– Позвони ей, пусть придет.
Девочка послушно потянулась к телефону. Я выдраила ванную комнату, заодно протерла пол в коридоре и прихожей, потом спросила:
– Тебе не сказали, отчего умерла Рита?
– Нет, – покачала головой Лиза. – Доктор со «Скорой» буркнул, что у нее, скорей всего, сердечный приступ случился. Села в слишком горячую воду – и привет!
Я засунула швабру и ведро в шкафчик.
– Рита не сообщила, к кому ездила?
– Нет, не успела.
Тут раздался звонок, и в квартиру влетела полноватая блондиночка в зеленом мини-платьице. Я пошла в чистую ванную, причесалась и крикнула:
– Все, ухожу!
Лиза вышла в прихожую.
– Вы ведь расскажете Ирине Магомедовне?
– Лучше тебе самой, – попробовала посопротивляться я.
Глаза девушки начали медленно наливаться слезами.
– Ладно, только не плачь, – сдалась я.
Лиза довела меня до двери и закрыла за мной. Я осталась ждать лифта. Внезапно она высунула голову из квартиры:
– Как вам кажется, если я оставлю себе Ритины новые кофточки, это будет плохой поступок?
Я вошла в приехавшую кабину.
– Нет, скорей всего, Рита была бы рада, что обновки достанутся тебе.
С неприятным скрежетом лифт понесся вниз. Я прислонилась к стене. Человек странное, жестокое существо. Десять минут назад Лиза убивалась по подруге, а теперь забеспокоилась о вещах.
У дома Риты мои ноги начали заплетаться, стало понятно, что я совершенно не способна стать вестницей несчастья, но я должна подняться наверх и сообщить матери о смерти дочери.
Нет, к подобному я просто не готова. Потоптавшись возле подъезда, я заметила таксофон и решила, что лучше быстренько сообщить печальную весть по телефону и шлепнуть трубку.
– Алло, – раздался хриплый мужской голос.
Я собралась с духом и проблеяла:
– Позовите Ирину Магомедовну.
– Кто ее спрашивает?
– Э-э… коллега по работе.
– Она не может подойти, – сухо сообщил дядька, – плохо ей совсем, горе у нас, дочь умерла!
Я мгновенно повесила трубку на рычаг. Значит, ужасную правду донесли до несчастной женщины сотрудники милиции. Хоть в чем-то мне повезло.
Добравшись до «Новокузнецкой», я села на одну из скамеек, стоящих в зале, и призадумалась. Так, куда ехать теперь? Вчера Рита сказала, что мобильный телефон «мамы» Пети записан на обоях в квартире Свиньи. Насколько я понимаю, Саня Коростылева не из тех женщин, которые могут затеять ремонт, но, если хочу узнать нужный мне номер, следует поторопиться.
Возле дома восемь по Рокотовскому проезду возбужденно гудела толпа людей, в основном среднего возраста.
– Случилось что? – тихо спросила я у женщины лет сорока, стоявшей возле разбитых «Жигулей».
Та молча ткнула пальцем вверх. Я задрала голову. Несколько окон пятиэтажки смотрели на мир обгорелыми остовами рам. Тут только мой нос учуял запах гари, а глаза увидели потоки воды на асфальте.
– Пожар! Вот беда! – вырвалось у меня.
– Странно, что он произошел только сейчас, – дернула плечом дама.
– Почему?
– Сколько раз мы просили отселить из нашего дома этот асоциальный элемент! – с жаром воскликнула тетка. – И вот результат! Заснула с сигаретой в руках, чуть мы все из-за одной пьяницы не сгорели. Виданное ли дело…
– Да будет вам, Евгения Петровна, – обернулась другая женщина, в спортивном костюме, – неужто вам человека не жаль?
– Она пьянь подзаборная, вы, Вера, это великолепно знаете, – отчеканила Евгения Петровна и отошла в сторону подъезда.
– Видала? – спросила у меня Вера. – Во какая ласковая. Угадай, кем работает?
– Судьей или прокурором.
– А вот и нет! Учительница она, младшие классы ведет. Мой Вовка у нее три года мучился, до сих пор вздрагивает, если во дворе натыкается.
Минуту я молча моргала, потом поинтересовалась:
– А у кого пожар?
– Саня тут живет, Коростылева, – вздохнула Вера, – пьет и правда сильно, прямо до потери человеческого облика, но, с другой стороны, у нас три четверти таких жильцов, и ничего, а ей не повезло. Мне Саню жаль, она не злая, не то что Евгения Петровна. Уж лучше с такой пьяницей, как Коростылева, дело иметь, чем с этим постоянно трезвым педагогом.